Улькен — небольшой поселок городского типа на берегу Балхаша. Он появился, потому что в 80-х здесь планировали строить Южно-Казахстанскую ГРЭС, но не построили. Совсем недавно в Казахстане решили строить АЭС. И взор снова пал на Улькен. Но жители не особо прислушиваются к обещаниям.

В рамках спецпроекта «‎Госутопия» The Village Казахстан Кирилл Каргаполов отправился в Улькен, чтобы показать: как 40 лет назад должен был родиться успешный моногород. И родился. А потом стал умирать на глазах тех же, кто его и построил.

Текст Кирилл Каргаполов

Фото Офелия Жакаева

Тамара, пенсионерка

приехала с семьей строить город

О строительстве Улькена

Здесь в домах даже по несколько семей в квартирах жили — стояли дома-малосемейки, так они назывались. Работы было навалом, это привлекало людей. Мы ведь с мужем так же приехали в начале 80-х, жили с сыном в вагончике. Потом получили ПДУ (бараки временного проживания — Прим. ред), позже, как отстроили первые дома, нас поселили в трехкомнатную квартиру. Муж копал фундаменты для домов, я работала на кране — все бок о бок строили этот город.

Было хорошо и обеспечивали хорошо. Дома как грибы росли. Радостно так было. Все сразу делали ремонты, везде новоселья, музыка играла. Магазины не пустовали, платили нам хорошо, сверху еще командировочные капали. Особенно радостно здесь было на Новый год, все праздновали. Все праздники отмечали. Сейчас Новый год — простой обыкновенный день: поставишь эту елку, посмотришь на нее, ну и все. А раньше и маскарады были, все радовались. Конечно, радовались. Все ведь было хорошо.

Так хорошо было где-то то 2000-го года. А потом все. Стройка закрылась, ничего не стало. Люди разъехались. Теперь каждый год только обещают и обещают. А здесь ведь каждая плита мною выгружена. Тут в городе столько моего, нашего труда. Видеть сейчас дома пустующими — жалко.

Ехали сюда когда-то с большой верой, что здесь что-то то будет. А вон оно как стало. А ведь уже и дамбу отсыпали, пуско-отопительную котельную построили — все шло к тому, чтобы запустить ГРЭС. Но ничего нет.

О последнем рабочем дне и сложностях

Помню, как пришли и сказали: никакой станции уже точно не будет. Шла с работы и на последнюю зарплату купила пятилитровое масло, большую пачку чая. Набрала всего, домой пришла и сказала: «Все, я больше не работаю».

Разговоры об этом шли, что вот-вот закроется стройка все-таки. Но мы как-то не верили. Ведь столько денег вложили, неужели не жалко? Получается, было не жалко.

Сами мы как-то не боялись, жили дальше после закрытия стройки. Муж умер, куда мне было ехать одной? Поэтому остались. Таких прям трудностей не ощущали. Не голодали. Денег хватало, как-то крутились. Богатства, конечно, не было.

Как только все разъехались, пустующие квартиры стали грабить. Приезжали из соседних поселков и все вытаскивали: кирпичи, окна, рамы, арматуру, даже проводку. А кто что скажет? Ничего уже никому не нужно было.

Сама я пошла рыбачить. Выловишь рыбку, обкоптишь, идешь на трассу. Даже в город заезжали клиенты, покупали. Когда не покупали, то мы рыбу меняли: здесь ведь по весне овощи, фрукты на трассе часто возили. Если бы не озеро, мы бы тут все поумирали. Потом подвернулась работа на КНС (канализационно-насосная станция — Прим. ред.), там десять лет проработала.

О том, как живется сейчас

Каких только разговоров с момента закрытия стройки ни было: и то, что атомную будут строить, и ветряную, и даже угольную. Уже пусть хоть какую-нибудь построят, чтобы работа была. Нам-то она уже не нужна, а вот молодежь без работы ходит. Вот еще на рыбе работают, дочь у меня там, но там же холод постоянный, вечно все простывшие ходят. Зять в Жезказган каждые две недели ездит — там работает. Многие у китайцев на стройке работают (строительством занимается китайская подрядная компания. Часть рабочих — местные, часть — граждане КНР — Прим. ред.), но их там обманывают, не платят часто, заставляют и по выходным работать. Тяжело там. Началась бы стройка станции, и все бы заработали нормально. Как раньше было.

Некоторые боятся, не хотят АЭС в городе. Боятся, что Балхаш пострадает. Вспоминают Чернобыль. Но там ведь все из-за ошибок человеческих. Я думаю, что сейчас-то все уже на другом уровне развито, сделают безопаснее.

Если спрашивают сейчас, почему здесь так пусто, рассказываем, как раньше здесь жили хорошо. Но им не понять уже

Сейчас даже кровь на анализы сдать — нужно ехать или в Шыганак (около 20 километров от Улькена — Прим. ред.), или в район. Один терапевт на весь поселок. А районная больница — в Узынагаше, больше 300 километров отсюда. Раньше была в Аксуеке и Мирном — можно было туда попасть. Лаборатории тоже нет.

Лет десять назад хотя бы приехали из Аксуека, там добычей баритов занимаются. Заселились в соседний дом, ремонт сделали. Хоть немного людей прибавилось.

Куда-то ехать сейчас — такие деньги нужны, где их взять? Родственники в Москве есть, но там квартиру покупать. Если в Алматы, так там тоже цены. Уже буду ждать, может, чего построят у нас все-таки. Куда ехать сейчас? Надо, если ехать, чтобы квартира была.

Внуков, конечно, хотим отправить на учебу куда-то. Пусть там и остаются. В основном все отсюда в Россию на учебу едут, чтобы уже там и оставаться. Омск, Томск — самые близкие города. Либо в Алматы едут. Если дети спрашивают сейчас, почему здесь так пусто, рассказываем, как раньше здесь жили хорошо. Но им не понять уже.

Об АЭС

С очередных новостей радуемся, конечно, но особой надежды уже нет. Хотя люди уже начали даже ходить, спрашивать насчет аренды квартир или даже покупки. Из Алматы приезжают. Тоже надеются, что как стройка начнется, можно будет подороже продать.

Здесь даже корейцы приезжали лет шесть-восемь назад, офис открывали. Собирались тоже строить что-то. Ответственно подошли: подготовили общежития для рабочих, офисы. Я там даже какое-то время работала техничкой, хорошо было: получку неплохую и вовремя давали, столовая хорошая была, наши девчата поварихами там работали. А потом раз, и в один миг все закрылось.

Тут как стройка начнется, город закипит снова. Кто-то говорит, что на ту же ГРЭС или АЭС местных не возьмут работать. Но на период стройки люди-то нужны будут. Может, какие фабрики, заводы потом появятся. С момента заброса стройки в городе ничего практически не построили. Все только развалили.

Сейчас еще и за Балхаш, который работой обеспечивает, переживаем: последние несколько лет озеро мелеет, берег отходит.

Очень обидно. Что ничего мы не добились. Прожили — ничего не добились. Вот и все

Об обиде

Конечно, обидно. Приехали, строили, всю молодость сюда отдали. Нам по 25 было. Сидели и ничего не дождались. И сидим. Пенсия маленькая. Учитывали бы те времена, тот стаж, хоть пенсия была бы, может, нормальная. Очень обидно. Что ничего мы не добились. Прожили — ничего не добились. Вот и все.

Но даже если вернуться в те года со знанием того, как будет, все равно бы осталась. Здесь уже привыкла. Муж здесь похоронен. Квартира. 41 год здесь все-таки. Но сюда в Улькен никто не возвращался из уехавших. Не знаю таких случаев.

Выход в город

Записав историю Тамары, мы снова вышли в город. В ушах путалось ностальгическое эхо о былой жизни города, оно сбивало с толку, но недолго. Потому что обугленная земля, шум тишины пустующих домов и просматриваемый сквозь них пустой горизонт быстро вернули в реальность.

В метрах ста от нас виднелся саманный недострой — там собирались открывать банк. Слева от него три девятиэтажки с яркими муралами на боковых стенах — контраст на фоне общей серости и пыли. У подъездов девятиэтажек двое мужчин: у одного в руках сигарета, у другого пиво. Оказалось, приехали в Улькен, чтобы отдохнуть на Балхаше. Через несколько скамеек женщина, тоже не местная, — говорит, в гостях у родственников. Сами жители еще не скоро снова пойдут с нами на контакт. Поэтому мы решили истоптать еще несколько кругов по поселку.

Через дорогу — основная жилая часть города (сам Улькен пешком можно пройти за 10-15 минут). Но перейти нужно не только дорогу, но и городскую аллею — площадку длиной метров в 100 и шириной в десять. По ее периметру земля, по центру брусчатка, в конце — насыпь и монумент с орлом. Еще есть столбы, но без фонарей — только голые металлические стержни.

По ту сторону аллеи с двадцаток панелек — заселены около половины — одна школа, два заброшенных садика, один кондитерский и четыре продуктовых магазина, салон красоты, столовая, заброшенный суши-ресторан, гостиница, несколько пустых общежитий.

На окраине, за школой, стоят штук 30 гаражей. Переоборудованные в коптильни, в конце 90-х—начале 00-х, они обеспечили жителей хоть каким-то заработком. Копченая рыба и сейчас неплохо продается: и в городе, и в ларьках по трассе Алматы — Астана, которая в семи километрах от самого Улькена.

На берегу при въезде в поселок видны относительно ухоженные постройки за забором — те самые рыбные цеха, на которых трудится большая часть жителей. Если всматриваться еще дальше, видны линии электропередач местной подстанции — второе просматриваемое место работы местных жителей. Чтобы увидеть другие, нужно уезжать из города — многие работают вахтой по всему Казахстану, в основном на севере и западе страны.

Одно из наиболее ухоженных зданий — местная школа. Она рассчитана примерно на 1 500 учеников, но пыльную дорогу к ней топчут не более 300 — столько сейчас в городе школьников. Рядом со школой уже практически развалины садика. Какую-то из поставленных задач он все равно выполняет: для местных ребят это как детская площадка.

Все люди, которые встречаются в поселке, либо играющие дети, либо взрослые, вышедшие в магазин за продуктами. Больше особо в поселке ничем и не займешься.

Люди Улькена

Через прогулку по пустующим общежитиям и некогда жилые панельки снова вышли на людей. Попался мужчина лет сорока, он что-то ковырял у себя в руках, сидя на старом, уже давно ставшем уличным, табурете. На разговор согласился легко, но сразу посетовал: рассказать ему, астанчанину, особо нечего, а вот тестю, 80-летнему Николаю Дмитриевичу, будет проще. Из квартирного коридора, выходящего прямо на улицу, медленно прошаркал дедушка. Почти ничего не видя, не без помощи зятя, он сел в кресло и начал разговор.

Николай Дмитриевич, пенсионер

приехал строить город

Я родился в 1942 году, в Симферополе. Когда родился, рядом бомба упала. Но не взорвалась. До пяти лет жил с матерью, пока она не умерла от голода и меня не отправили в детдом в Керчь. Потом я окончил там техникум на строителя и меня сагитировали приехать в Казахстан, поднимать целину. И я приехал.

В 1964 году меня призвали в армию. Я отслужил в Мурманской области и вернулся в Казахстан, потому что в Крыму меня ничего и никто не ждали.

Сейчас я куда уже поеду?

Я тут в правовом вакууме. Меня обижают, никто внимания на меня не обращает, окна бьют. Я сюда в 1987 году приехал на строительство ГРЭС. Все дома здесь построил, все общественные здания — почту, школу, местный акимат (ныне общежитие — Прим. ред.). А сейчас я изгой. Здесь рядом даже были случаи, как людей в рабство на подхозы забирали. Пока без денег — здесь никто ничего не будет делать, никто не шевелится. Ну а дальше, верю, будет все-таки что-то правовое. Нормальное. Конкретное.

Построят станцию — конечно, лучше будет. Электростанция — это же не колхозный двор. Будет порядок, а сейчас его нет. Сейчас я куда уже поеду? Вот дети приехали, чистоту наводят. Друзья все померли уже. Я доживаю свой век. Слепой, ничего не вижу. 


Наш разговор оборвал надвигающийся броуновский шум: в нашу сторону шел мужчина с колонкой в руках. Было видно, что утро у него уже задалось и закончить его просто так в планы не входило. Ему хотелось присоединиться к нашему разговору, Николаю Дмитриевичу идея музыкальной интервенции не понравилась, да и разговор уже все равно закончился. Мы пошли дальше. Только повернули за угол дома, по дороге встретился мужчина: он ехал на машине за продуктами. Разговорились.


Амир, родился в соседнем поселке

приехал на строительство Улькена

Я родился и рос рядом с будущим Улькеном. В 80-х вернулся из армии, служил в Чехословакии, и приехал сюда — строить поселок. Дома росли на глазах, как грибы. Мы не успевали подвозить все материалы для стройки. Люди все ходили веселые, дома были полностью заселены.

При Союзе не появилось бы таких развалин, такое бы не произошло. Но у нас ведь резко все случилось (развал Союза — Прим. ред.). Но не одних нас коснулась такая ситуация. По всему Казахстану так. Некоторые города и вовсе пустые, разрушенные. Я, думаю, Аллаға шүкір (Слава богу — Прим. ред), что мы еще здесь существуем, живем.

Люди сюда едут все равно. Здесь есть школа, инфраструктура рабочая. Вечером сейчас в Улькен выйти — одни коляски, дети. Это прекрасно.


Блуждая дальше по накрытым песочным покрывалом дорогам, натыкаемся на жилые дома перед заброшенным детским садом. Подышать на балкон вышел пожилой мужчина.

Сергей, пенсионер

приехал строить поселок

Они же хотели здесь сперва ГРЭС строить, потом АЭС. Но ничего в итоге. Хотя пахали здесь все. И день и ночь. Я сюда из Алматинской области приехал, брат позвал. Сюда вообще со всего Союза ехали на работу. Платили хорошо. Можно было легко на «Жигули» накопить.

Здесь нормально. В городе такая же жизнь

Возвращаться потом не захотелось уже. Да и климат здесь гораздо лучше, чем в городе. Если бы Горбатый не сделал эту перестройку, то уже бы давно здесь все было. Первый колышек бы забили — и все, готово.

Молодежь на работу отсюда уезжают кто куда, вахтовым методом трудятся, а потом обратно. Здесь нормально. В городе такая же жизнь.


Чем больше мы ходили по Улькену, тем больше казалось, что поселок — брат-близнец Припяти. Только там зелено вокруг, а здесь песок и глухая степь. Во рту, тем временем, казалось, тоже только песок: палящее солнце над нами знало свое дело. Зашли в ближайший магазинчик купить воды. За кассой стоял парень лет 18, у витрин собралась ребятня: они покупали жвачки и что-нибудь попить. У одного в руках была раскраска Barbie, у второго — какая-то игрушка. Как только парень их рассчитал, я начал с ним разговаривать. Никита оказался довольно открытым.

Никита, работает в магазине

родился в Улькене

Я тут родился, здесь отучился до девятого класса. Оставшиеся уже отправился в Алматы, но как раз пандемия началась, поэтому вернулся доучиться сюда, чтобы там безвылазно не сидеть. Окончил школу, уехал на учебу в Москву. Год отучился и бросил: с учебой все было в порядке, но не понравились люди.

Уезжает молодежь и все, кто как-то накопил на жилье в других местах в Казахстане или на переезд в Россию. Остаться хотят в основном пенсионеры. Они здесь природой довольны, привыкли. Есть и те, кто попытались уехать, но у них не получилось остаться: не хватало денег, не находили работу.

Сейчас на лето только приезжаю, родителям с магазином помогаю. А так тоже собираемся полностью переехать в Алматы. Все туда едут: кто в город, кто в поселки рядом с городом. Но и к нам, бывает, приезжают сюда из соседних поселков: в Улькене вода, свет. Где-то и этого нет. В соседнем Шыганаке, например, воду дают с 10 до 4 и с 6 до 8.

Здесь люди живут рыбалкой, работой на подстанции, рыбных цехах, магазинчиках. Кто-то даже на дому услуги оказывает, маникюр, например

Повеселиться здесь особо не выйдет. Обычно у озера гуляем, на машине покататься выезжаем. Сейчас вот аллея появилась, там в основном мамы с колясками, с детьми. Иногда кто-то что-то пытается открыть, но сложно, не приживается. Например, было суши-кафе, но всем быстро надоело, ходить перестали.

Здесь люди живут рыбалкой, работой на подстанции, рыбных цехах, магазинчиках. Кто-то даже на дому услуги оказывает, маникюр, например. Периодически туристы приезжают: кто дикарями искупаться, кто даже в гостинице останавливается. Некоторые после появления новостей о строительстве стали интересоваться недвижимостью в городе, арендой. Все предыдущие обсуждения никто всерьез не воспринимал, все только забрасывалось с каждым годом. Сейчас как-то иначе. У многих появилась надежда.

Люди, мне кажется, особо ничем не живут. Все привыкли, все в зоне комфорта. Если АЭС построят, не думаю, что город сильно расширится. Думаю, что плюс минус так же, как и без нее. Просто будет дом-работа-дом-работа.

Чтобы не уезжали, жили здесь, нужны кафе, парки, торговые центры, малый бизнес, какая-то базовая инфраструктура, государственные учреждения. Но кто сюда вкладываться будет?


В другом конце Улькена (от одного до другого здесь не больше десяти минут пешком) мы наткнулись на семейную пару. Мужчина лет 30-35 сидел на скамейке и выпивал, рядом были жена и ее подруга, ребенок периодически подбегал и спрашивал разрешения купить что-нибудь в магазине. От общения со всеми ними меня отвлек парень, вышедший из подъезда — внешне он сильно отличался ото всех в Улькене. Оказалось, что он и не местный совсем.

Адам (имя изменено), работает в майнинговой компании

гражданин Турции

Меня сюда отправили работать: компания арендовала квартиру, и я живу здесь уже полгода. В Турции сейчас энергетический кризис и вести майнинговый бизнес там невозможно. Улькен оказался в приоритете из-за удобной инфраструктуры для майнинга и цен на электричество. А его в скором времени понадобится и того меньше — появятся новые технологии, у которых более скромные аппетиты. А еще, чтобы работать законно, мы должны арендовать землю. В Алматы и столице это было бы сильно дороже. Сейчас мы ждем всех согласований с правительством. Последние ужесточения повлияли не только на серых майнеров, но и на легальных — как мы. Некоторые аспекты нынешнего законодательства могут отпугнуть майнеров. Думаю, правительство Казахстана не допустит этого.

Условия у многих тяжелые: жители зарабатывают по 100-150 тысяч тенге, но признаются, что для нормальной жизни нужно не менее 300 тысяч

Сейчас, как я вижу, активно взялись бороться с коррупцией, монополиями. Это здорово. Естественно, нельзя ожидать, что все решится сразу, конечно, этот процесс развития занимает какое-то время, но когда все встанет на свои места. Я не сомневаюсь, что государство Казахстан и его народ добьются очень хороших результатов, и я поддерживаю Казахстан при любых обстоятельствах. Это наша братская страна. Мы всегда с интересом читаем и смотрим новости у себя в Турции, когда что-то происходит в Казахстане.

Единственное — я вижу, что здесь неприятие критики. Как и в Турции, в принципе. Критику не нужно бояться, если она конструктивная — только с ней можно улучшить что-то. Чтобы развиваться, нужно идти в ногу со временем, международными стандартами.

Люди здесь добрые, отзывчивые. Многие не хотят уезжать: они не были в других местах, привыкли жить в месте, где родились. Пока я живу здесь, заметил, как все ждут строительства станции. Люди верят, что это даст толчок развитию: и культурному, и экономическому. Условия у многих тяжелые: жители зарабатывают по 100-150 тысяч тенге, но признаются, что для нормальной жизни нужно не менее 300 тысяч. Сейчас единственная социальная активность в Улькене — прогулка по новой аллее и общение с другими жителями.

Что произошло 40 лет назад.
И теперь происходит каждый год

Что произошло 40 лет назад. И теперь происходит каждый год

Формально, Улькен должен был стать еще одним моногородом на территории советского Казахстана. И, возможно, случись это при Союзе, город бы и жил дальше — огромная страна нуждалась в энергоресурсах, а рабочие кадры в более оплачиваемой работе — в отдаленных местах всегда платили больше.

Но с развалом проект стал никому не нужным — в таких мощностях Казахстан тогда не нуждался, а затея такой тяжелой стройки с расчетом на экспорт казалось неоправданно рискованной.

Как Казахстан 20 лет жил по госпрограммам

Читать

Тем не менее город обрастал слухами: то продолжат строить ГРЭС, то начнут возводить АЭС — решение приняли еще в конце 90-х, но позже от него отказались, да и народ был против. В конце нулевых пошли разговоры о строительстве угольной электростанции — это опять дало умирающему поселку стимул к существованию. В конце 2014 даже было подписано соглашение между Казахстаном и корейской компанией Samsung по строительству ГЭС стоимостью в 2,5 миллиарда долларов. Начались подготовительные работы перед стройкой. Но дальше дело не пошло — в 2016 году корейцы ушли из проекта, а Казахстан потерял на этом около 200 миллионов долларов. Официальная версия такая: низкие цены на нефть и задержки одобрения регулирующих органов. Но по народу ходит молва, что чиновники попросту требовали бешеных откатов. Примечательно, что на годовом отчете от Samruk Energy 2017 проект с Samsung все равно был указан как действующий.

Но даже без градообразующих предприятий в таких местах как Улькен жизнь, казалось бы, должна налаживаться. Ведь в Казахстане была госпрограмма на 141 миллиард тенге по развитию моногородов: планировалось, что безработица в таких местах снизится до 5 %, жителей с уровнем доходов ниже прожиточного минимума станет не более 6 %, а общее количество активных малых предприятий увеличится в четыре раза.

Умирающие города: Как правительство хотело спасти моногорода и их жителей

Читать

Программу свернули в 2015 году и интегрировали в Программу развития регионов до 2020 года. Ни в том, ни в другом виде к особым успехам программа не привела. Сейчас проблемы моногородов должны решать в рамках нацпроекта по развитию регионов. Но, кажется, главное решение проблемы — отказ от ее решения. Касым-Жомарт Токаев поручил переселять граждан в другие, более перспективные, регионы, не дожидаясь «полного истощения потенциала».

Печально другое: Улькен не попадал под первую госпрограмму, не попадает и под действующий нацпроект. Предприятия за 40 лет так и нет, а жителей сейчас меньше 10 тысяч — а это основные категории. В итоге поселок превратился в казахстанскую Припять. И для этого даже не пришлось строить атомную станцию.

Тысячи судеб 40 лет назад слились воедино ради общей цели — построить целый город. Построили. А последние 20 лет люди живут и наблюдают, как увядает их город в надежде, что он кому-нибудь станет нужен.

«Госутопия» стала возможной благодаря помощи американского народа, оказанной через Агентство США по международному развитию (USAID), и была создана в рамках Центральноазиатской программы MediaCAMP, реализуемой Internews при финансовой поддержке USAID. The Village Казахстан несет ответственность за ее содержание, которое не обязательно отражает позицию USAID или Правительства США, или Internews.