Северная Корея в глазах большинства — это страна, из которой не бывает хороших новостей: в ней расстреливают за неискренние слезы на похоронах вождей, ссылают семьями, разрабатывают атомную бомбу и угрожают ей целому миру. Однако что думают об этой ситуации сами северокорейцы? Ответить попытался норвежский художник и режиссер Мортен Тровик, который побывал в КНДР больше 20 раз и написал книгу «Предатель в Северной Корее».

«Да неужто они действительно сами в это верят?» — неизбежный и совершенно естественный вопрос любого приезжего после нескольких дней или недель под постоянным давлением тысячи лиц официальной пропаганды: сопровождающих, экскурсоводов, дикторов теленовостей, памятников, архитектуры, вездесущих лозунгов, а также местных жителей, на разные лады повторяющих мантры в честь «Великого/Любимого/ Верховного вождя/Товарища/Вечного президента/Солнца двадцатого века/ Генералиссимуса Ким Ир Сена/Чен Ира/Чен Ына» (подчеркнуть нужное). Благодаря «неистощимому энтузиазму и искренней заботе о корейском народе/лидерским качествам на пути к победе социализма/непревзойденной мудрости и гениальности» они «указали нам путь к всеобщему благосостоянию и счастью/вели нас вперед к возведению неприступного оплота независимости/освободили нас от ужасов японского рабства и разбили американских империалистов в Отечественной освободительной войне». И так далее.

Большинство северокорейского населения живет под такой аккомпанемент круглые сутки, 365 дней в году. Тот же вопрос настойчиво звучит в голове, стоите ли вы в окружении 500 тысяч кричащих в экстазе участников парада, прославляющих пухлого коротышку на балконе, «словно недостающее звено между Нюрнбергскими съездами НСДАП и истерией вокруг битлов», или наблюдаете, как взрослые люди разражаются рыданиями над сделанной почти 20 лет назад видеозаписью траурного кортежа на похоронах Ким Ир Сена. Безудержное хвастовство и самодовольство официальной пропаганды так же трудно принимать всерьез, как столь же безудержные проявления преданности, которых власть требует от своих подданных. Для иностранцев, привыкших распознавать рекламные трюки в тысяче более или менее завуалированных форм, все это выглядит как пародия.

Тот, кто хоть раз видел женщин, занимающихся стиркой в обмелевших ледяных ручьях в нескольких километрах от столицы, едва ли поверит, что про себя они думают: «Не завидуем никому на свете»

Согласно общеизвестной теории, самые отчаянные хвастуны компенсируют таким образом глубокую неуверенность в себе, и мы можем предположить то же и о северокорейском государственном аппарате. Чем больше масштабы лжи, тем чаще и обильнее ее нужно подкреплять, особенно когда громкие слова так разительно контрастируют с наблюдаемой действительностью. Любой турист, оказавшийся в Северной Корее, вопреки всем манипуляциям и ограничениям очень скоро поймет со всей очевидностью, что реальность совершенно не соответствует (само)рекламе. Тот, кто хоть раз видел женщин, занимающихся стиркой в обмелевших ледяных ручьях в начале марта всего в нескольких километрах от столицы, едва ли поверит, что про себя они думают: «Не завидуем никому на свете».

Итак, повторим вопрос: «Да неужто они действительно сами в это верят?»

Упрощенный ответ на сегодняшний день будет такой: в Северной Корее, как и во всем мире, люди верят постольку, поскольку им это выгодно. Причем не только в материальном смысле, но и в духовном. В конце концов, вера — опиум для народа, она залечивает и успокаивает раны, нанесенные неизбежным расхождением между миром каков он есть и каким должен быть. Делая выбор в пользу веры, что Северной Корее действительно нечему завидовать, человек делает серые и безрадостные будни чуть более выносимыми. Теодор Далримпл во многом прав, когда утверждает, что главная социальная функция пропаганды в Северной Корее заключается не в том, чтобы убеждать и просвещать, но в том, чтобы унижать людей и делать их пассивными. Чем меньше связи с действительностью, тем лучше. Чем больше пропаганда противоречит опыту и впечатлениям тех, кто ей подвергается, тем больше вины в соучастии ложится на тех, кто не протестует, тем больше отвращения к себе они испытывают и тем более они внушаемы.

Большинство людей играют предписанную им роль, позволяющую избежать проблем и жить настолько хорошо, насколько это возможно при их исходных данных

Мотивация и сила веры у разных людей будут разными. Заводской рабочий из отдаленной нищей провинции в гораздо меньшей степени обладает доступом к альтернативной информации по сравнению, например, с сотрудником государственного экспортного предприятия, по несколько раз в год совершающим поездки в гораздо более развитый и глобализированный Китай. Вместе с тем последнему, нуждающемуся в одобрении и покровительстве своих знакомых в верхних эшелонах власти и пекущемуся о сохранении своих привилегий, в гораздо большей степени есть что терять.

Поэтому он заинтересован в том, чтобы казаться окружающим гораздо более правоверным и лояльным. С самого основания Северной Кореи власти снова и снова очень ясно давали понять, что беспорядки в строю и отклонения от партийной линии будут безжалостно подавляться. Одним из первых шагов Ким Ир Сена после прихода к власти была весьма тщательная и масштабная чистка и устранение реальных и мнимых конкурентов. Одним из важных инструментов социального контроля была так называемая вина по ассоциации.

В основе демонстративных проявлений верности лежит смесь личной выгоды, инстинкта самосохранения, стадного чувства, страха и преданности

Этот инструмент применялся столь широко, что даже дальний родственник, замеченный в «неблагонадежности», мог стать причиной опалы, а то и ареста целой семьи. Таким образом, постоянное и повсеместное давление сделало тотальную и демонстративную лояльность единственно возможной карьерной стратегией в Северной Корее (вероятно, самой демонстративной стране в мире). Большинство людей играют предписанную им роль, позволяющую избежать проблем и жить настолько хорошо, насколько это возможно при их исходных данных.

Однако каждый театрал и каждый политик знают, что невозможно быть убедительным без убежденности. Независимо от того, каким образом чувства возникли или были внушены людям, большинство из них в той или иной степени испытывают искреннюю гордость и любовь к собственной стране и культуре. Это касается в том числе и преданности Вождям, в особенности отцу-основателю Ким Ир Сену. В основе демонстративных проявлений верности, выглядящих как слепое и бездумное поклонение в равной степени жалкому, комичному и жестокому руководству, лежит смесь личной выгоды, инстинкта самосохранения, стадного чувства, страха и преданности. Эта смесь является раствором, скрепляющим большинство иерархических структур как у животных, так и у людей. В такой иерархии есть несколько господ, некоторое количество рабов, но больше всего — приспособленцев и оппортунистов. Совсем как в твиттере и фейсбуке.

Впечатление усугубляется тем, что мы заранее знаем — или думаем, что знаем — об условиях жизни большинства северокорейского населения. Нам известно, что в стране процветают нищета и угнетение. Похожим образом женщины, подвергающиеся домашнему насилию, защищают своих мужей. Что еще хуже, мы знаем, как бывает, когда привилегированная элита поддерживает систему, которая поддерживает элиту.

Отчасти из вежливости, отчасти из осторожности большинство из нас, отягощенных бременем белого человека, никак не проявляют возмущения или осуждения. Да и к чему бы это привело?

Очень распространенная и весьма эффективная стратегия переваривания огромных объемов когнитивной информации, с которыми мы сталкиваемся ежедневно, заключается в том, что мы сознательно или же неосознанно усваиваем лишь ту новую информацию, которая лучше всего согласуется с тем, что мы уже знаем и умеем, и подтверждает имеющиеся у нас представления. Мы бы просто сошли с ума, если бы нам пришлось все время менять свои представления, не говоря уже о том, к какому хаосу в окружающем мире это привело бы.

Не стоит думать, что большинство местных жителей — или хоть кто-то из них — повторяют по памяти цитаты из трудов Ким Ир Сена за кухонным столом или в спальне

Понятие «предрассудки» имеет сильные негативные коннотации, особенно в безукоризненно политкорректной и иногда чрезмерно толерантной Европе, но это не означает, что в них на самом деле есть что-то плохое. Туристы, приезжающие в Северную Корею, часто имеют некое полуосознанное представление о том, что местные жители с ранних лет подвергаются идеологической обработке, или промывке мозгов, если угодно, столь же масштабной и целенаправленной, как в мусульманском медресе. Это действительно так, и это несложно проверить. В Северной Корее даже нет оппозиции. Но, несмотря на то что северокорейцы подвергаются промывке мозгов, это вовсе не означает, что их мозги промыты. Или что они глупы.

Кроме того, не следует забывать, что они подвергают себя риску, вступая в разговор на опасные темы, такие как политика и права человека (два явления, одно из которых часто используется как инструмент достижения другого). Им предстоит и дальше жить своей жизнью, работать на своей работе и наслаждаться своими скромными, с трудом добытыми привилегиями долгое время после того, как вы сядете в самолет и улетите домой. Они обычные люди, которые делают то, чему обучены, и просто выполняют работу. Ни в коем случае не стоит думать, что большинство местных жителей — или хоть кто-то из них — на полном серьезе повторяют по памяти цитаты из трудов Ким Ир Сена или политической программы Трудовой партии за кухонным столом или в спальне.

В день смерти Ким Ир Сена запрещено употреблять алкоголь, чтобы не притуплять скорбь. Тем не менее народ повсеместно топит свои горести в пиве

Один мой знакомый, побывавший в зоне свободной торговли Расон на северо-востоке страны в годовщину смерти Ким Ир Сена 8 июля, имел привычку с отсутствующим видом дергать себя за бороду, когда был чем-нибудь глубоко поражен. Этот его жест вызвал такое оживление в траурной процессии у монумента Ким Ир Сену, что ее участники даже забыли о своей скорби. Когда бородатый объект их внимания заметил произведенный им эффект, он нарочно немного утрировал свой жест, вызвав у зрителей настоящую истерику, расходившуюся по толпе как круги по воде. Разумеется, ни он сам, ни местные жители не стали бы вести себя подобным образом, если бы стояли в первых рядах, но тем не менее: предписанный траур не может быть слишком глубоким.

Еще один показательный пример: в день смерти Ким Ир Сена запрещено употреблять алкоголь, чтобы не притуплять скорбь, как это принято в Страстную пятницу. Тем не менее народ повсеместно топит свои горести в пиве, поскольку прагматичные и толстокожие корейцы считают этот напиток слишком слабым и не воспринимают его как спиртное.


Обложка: individuumbooks