Люди в городеКазахстанцы, вернувшиеся из России из-за войны

Асель

В Казахстане я прожила 17 лет, потом поступила в Москву в Высшую Школу Экономики на бюджет. Хотелось уехать подальше от родительского контроля, понять, что такое жизнь в другой стране. Высшая Школа Экономики была на тот момент вполне себе хорошим университетом, и я поступила на факультет журналистики. Сейчас я на третьем курсе и учусь дистанционно.

Жизнь в России была классная: ходила в универ, гуляла с друзьями, училась жить взрослой жизнью. Там у меня нет родственников, только друзья. До начала войны я в России жить не планировала, после Москвы хотелось уехать на магистратуру в Европу. Решение вернуться в Казахстан приняла в ночь с 24 на 25 февраля, когда началась война. Мы все, иностранные студенты, были в ступоре. Многие, конечно, остались в России, им не разрешили учиться дистанционно, а мне просто повезло. Я купила билет в Алматы и улетела в конце февраля.

Моя позиция о войне вполне простая: я против войны, Россия — страна-агрессор, а мне не хотелось находиться в стране-агрессоре. Как только все это началось, я поняла, что у меня больше нет будущего здесь, и нужно уезжать как можно скорее. Не было каких-то особых условий, которые мешали мне там остаться: я могла бы дальше учиться, но мне было неспокойно. К тому же, мне надо было оформлять визу в США, потому что я планировала провести там лето. В Москве это сделать невозможно, там нет работающего посольства, которое могло бы предоставлять визы.

Хочу подметить, что мой опыт и опыт других казахстанцев, которые вернулись из России, или опыт россиян, которые переехали сюда, не сравнится с тем, что переживали и переживают украинцы. С большими трудностями при возвращении в Казахстан я не сталкивалась, наоборот, испытала облегчение от того, что вернулась домой, я соскучилась, провела время с родственниками. Финансовых и правовых проблем не было, но когда я проходила таможню, пограничники проверяли мой телефон и ноутбук, потому что я учусь на журналиста, работала в свое время по специальности. Сейчас я удаленно работаю маркетологом в компании Aviasales, поэтому здесь проблем тоже нет. Наверное, какие-то небольшие психологические трудности я испытала спустя месяц после переезда, потому что все окружение и жизнь, к которой я привыкла, осталась в Москве. 

Скорее всего, я и мой выпуск — это последнее поколение, которое застало нормальную Высшую Школу Экономики. При хорошем декане, руководителях программы, при существовании и функционировании Болонской системы (концепция образования, принятая в ряде европейских стран, российские вузы сейчас готовятся отказаться от нее — Прим.ред.), и в то же время мы застали начало ее падения. Когда я училась на втором курсе, у нас сменили декана, сейчас наш декан — бывший ФСБшник, и глава нашего факультета теперь — пропагандист с ВГТРК, канала «Вести», который в своем интервью говорил о том, что нужно подстраиваться под времена, и что самое главное — чтобы было хорошо власти. Раньше у нас была нормальная программа по праву, и защите прав человека, но полтора года назад ее закрыли и расформировали на две разные программы, уволили много классных преподавателей.

Ксюша

Я родилась в Караганде. Занимаюсь фотографией уже много лет, с 2000 года. В Казахстане я жила до 24 лет, закончила здесь университет по специальности учителя иностранных языков. Я уехала в Москву в конце 2010 года, пробыла там пару недель и уехала в Питер. Сложно вспомнить, почему именно я переехала, но в то время многие уезжали. До этого я уже была в Петербурге и других городах России, и он мне очень запомнился. Казалось, что это город для творческих людей, где было больше свободы для ЛГБТ-сообщества, по крайне мере чуть свободнее, чем в Казахстане. В Караганде я работала клубным фотографом, а в том же Питере были гей-клубы, поэтому мне хотелось работать в, скажем так, своей среде. Творческие люди, красивый город, работа, которая мне подходит. Я знала, что уеду, что мое место не в Караганде. Хотелось попасть в большой мир, чуть-чуть расшириться.

В России я работала в клубах. Приехала, ничего не знала, была очень неуверенна, но уже под конец первого месяца там сняла одну вечеринку, и меня пригласили на работу другие организаторы ивентов. Я лет пять или даже больше снимала вечеринки для девушек. Потом уволилась и стала снимать другое: про женщин, про эмоции. Вся моя жизнь — это только фотография.

До ковида я планировала уехать в Берлин, жизнь в Питере дала мне возможность попутешествовать по разным странам. Я работала в Португалии, Германии, еще больше расширила кругозор. Увидела жизнь других людей и очень захотела уехать в Берлин как ЛГБТ-беженец. Но потом началась пандемия, и все это затихло. Так что, я не планировала оставаться в России. Чем дальше, тем больше было понимания, что та свобода, за которой я поехала в Россию, ее на самом деле нет. Все познается в сравнении, но да, в последние годы я хотела уехать.

Не знаю, как это прозвучит, но я никогда не хотела вернуться в Казахстан. Мне казалось, что возвращение в Казахстан — это проигрыш, потому что я уехала и можно даже сказать, добилась чего-то, какой-то репутации, имени. Я решила вернуться 24 февраля, как только увидела новость о войне на «Медузе» с заголовком «Первый день войны». Сидела обездвиженная, и мне казалось, что это все из фильмов и исторических сводок. Сразу подумала, что надо уезжать в Казахстан, несмотря на то, что я сказала выше. Как можно остаться в стране-агрессоре? Будто бы ситуация такова, что если ты остаешься там, то ты поддерживаешь войну. Я не говорю о людях, которые не могут уехать: у меня много друзей, которые не так свободны, чтобы взять рюкзачок с чемоданом и поехать.

Потом я встретилась с мыслями: «А как же проигрыш?», и стала думать про другие страны. Это довольно долгая история, почему я все-таки здесь, но если коротко, то меня позвала подруга где-то через неделю после начала войны. Она пригласила меня в Алматы, и я подумала, что мне в общем-то деваться некуда: оставаться там я не хотела совсем. Я практически сразу взяла билет Санкт-Петербург — Алматы. Купила на тот момент дешевый билет за 30 тысяч рублей, а в следующие дни он стоил уже 200 тысяч. Мой рейс отменили, и я поехала через Новосибирск на поезде, там у меня папа живет. Оттуда поехала на микроавтобусе до Караганды, где у меня живет мама. Я оказалась в Казахстане в начале апреля со всеми этими пересадками.

В первые дни войны вышли законы о том, что ты не можешь быть против. Я впервые так ярко ощутила, что мне заткнули рот. Пришлось удалить все посты на эту тему, ведь за это действительно могут посадить на 15 лет. Такая реальность мне не подходит, ведь и в Россию я уехала в поисках свободы. Тем более, я столько классного слышала про Алматы. Сейчас благодаря маме у меня есть регистрация, я могу законно здесь находиться. Когда я сказала ей, что буду давать интервью, она сказала: «Ксюш, только не скажи там лишнего, чтоб тебя не посадили». А я думаю: «Что я могу еще сказать, кроме того, что все это ужасно?» Мне очень жаль всех людей, которые чувствуют себя потерянными. Многим сейчас настолько приходится выбирать слова из страха, не говоря уже о тех, кто сейчас под бомбами. Ощущение, что ты не можешь говорить, всегда казалось мне отвратительным и невозможным для жизни.

Люди разделились, стали zомби, такие есть даже среди моих знакомых и родственников. Какие-то съемки стали отменяться, но не просто так. Даже несмотря на то, что я могу снимать людей в любом состоянии, одна девочка просто не смогла прийти, и я подумала: «Если люди, которые не поддерживают войну, не в состоянии сейчас ходить ко мне и сниматься, то кто тогда останется? Люди, которые поддерживают войну? А как я смогу с ними работать?»

Очень боялась таможни, допросов в России, но все прошло гладко. У меня мама в Караганде, поэтому были доказательства, что я уезжаю не просто так. По части финансовых и эмоциональных сложностей все не так радостно. Я не успела подготовиться к переезду. Поэтому сейчас думаю о том, как мне жить и работать дальше. Мне непросто, но у меня есть психотерапевтка, и она периодически общается со мной даже бесплатно, потому что понимает, что я не вывожу. Это сложность в творческих профессиях: если ты не в себе, то навряд ли сможешь видеть, создавать. Но я работаю над этим, ведь иногда бывают проблески надежды, веры в то, что я вернусь в нормальное состояние чтобы продолжить заниматься моим делом.

Я говорила, что никогда не собиралась возвращаться в Казахстан, подразумевая Караганду, а сейчас, первый раз надолго очутившись в Алматы, я в шоке от того, как здесь зелено и какие тут люди. Я планировала приехать ненадолго, а после поехать на Бали. Сейчас не знаю, уеду или нет. Зависит от работы, съемок, внутреннего состояния. Поэтому у меня нет конкретных планов.

Ева

Я студентка Санкт-Петербургского Государственного Университета. Учусь на программе Свободные искусства и науки (Liberal arts and sciences). В прошлом училась на биолога в том же СПБГУ. До университета я жила в Алматы, но после окончания школы в 2018 году, переехала в Санкт-Петербург на учебу. Не горела желанием переехать, но мне пришлось, скрипя зубами, свыкнуться с реальностью и отчалить в неизвестность.

По приезде в Петербург у меня начала развиваться тревожность, обострились хронические заболевания из-за нехватки витаминов и солнца. Я сама по себе никогда не была позитивным человеком, с детства витала в облаках, а с переездом совсем замкнулась в себе. Людей вокруг не было, лишь угрюмые питерцы, которые не подпускали к себе, поэтому за три года я так и не обзавелась кругом общения. Меня пугает культ величия Санкт-Петербурга, который создают жители, именно поэтому часто сталкивалась с неприязнью по отношению к себе. Частенько меня посылали «на родину». Сложно вспоминать эти три года, ибо я связываю это время с самым тяжелым периодом в моей жизни. Казалось, будто меня придавили могуществом, а я маленькое насекомое, которое не выдержало силы удара постсоветской мухобойкой.

В России у меня остались родные. В будущем планируем перевозить их обратно в Алматы. После январских событий я была уверена, что через силу, но мне придется остаться в России, потому что мне и моей семье казалось, что там безопаснее. Однако сейчас я очень рада, что успела уехать из Санкт-Петербурга.

Я уехала в середине февраля, меньше чем за неделю до начала войны. Не знаю, как так получилось, но мой внутренний голос молил меня сбежать и не возвращаться. Я послушалась и оказалась права. За месяц до начала войны вся новостная лента пестрила заголовками о скором вторжении российских войск на территорию Украины. Никто до конца не верил, но все внутри понимали, что это с большой вероятностью произойдет. Поэтому я не стала дожидаться бешеных цен на билеты и очередей в аэропортах.

Как я упомянула ранее, я учусь на программе Свободных искусств и наук. Еще год назад у нас была возможность получить двойной диплом — СПБГУ и американского Bard College, но прошлым летом наш факультет частично признали иноагентом из-за сотрудничества с колледжем. Этой осенью нашего американского преподавателя, который жил в России более десяти лет, депортировали в Америку. И это лишь малая часть абсурда, который происходит внутри университета. Будучи эмоционально нестабильной, я воспринимаю каждую новость близко к сердцу, и с каждым подобным действием у меня опускались руки. Сейчас они опустились окончательно. У меня нет желания учиться в этом университете, я не вижу смысла продолжать.