Люди в городе«Оставаться невидимым, чтобы выжить»: ЛГБТ в регионах

О родном городе

Я родился и живу в Павлодаре. Не то место, которое можно назвать «городом возможностей». Молодежь либо готовится работать на заводе, либо строит планы по переезду подальше — все рвутся отсюда, как из глубокой деревни.

Одно счастье — большинству окружающих плевать на тебя и что ты делаешь. Хотя бы сейчас. Но еще в 2017 ко мне могли подойти и абсолютно бесцеремонно начать трогать выкрашенные в яркий цвет волосы или оскорбить.

Но если брать весь город, то я не чувствую себя в полной безопасности. Ни за что не вышел бы гулять с флагом, если рядом нет большой компании. Прогулки с парнем за руку всегда сопровождались разглядыванием нас, как диковинок. Отсюда страх, что кто-то будет не просто смотреть, а вмешается. Особенно в районах Второго Павлодара или Химгородков, откуда до меня доходили истории о буллинге или драках.

Я придерживаюсь маскулинного внешнего вида — так комфортнее. Мой пасс (способность восприниматься в качестве представителя желаемого гендера — Прим.ред.) достаточно хорош, чтобы меня принимали за мальчика-подростка, поэтому в основном чувствую себя безопасно.

У меня достаточно много представителей ЛГБТ среди друзей, равно, как и гетеро. Лишь некоторые из них живут открыто, остальные боятся. К сожалению, у меня нет отношений. На это большее влияние оказывает мое ментальное состояние, психологические блоки, нежели место. Как показывает опыт моих друзей, найти партнера, и даже не одного, в нашем городе можно.

Осознание принадлежности к ЛГБТ меня в свое время не ошарашило. Я знал, что со мной что-то не то, но не считал это недостатком или отклонением — просто жил и все. Из общей картины детства выбивалась лишь первая симпатия к однокласснице. Это были милые фантазии о прогулках за ручку и помощи донести рюкзак, как в фильмах, и я обязательно был очаровательным кавалером. Но я был просто очаровательным и никак не кавалером.

Осознание себя трансгендерным мужчиной стало ответом на все мои вопросы. Прекратился ад, который начался с пубертатом, когда телесная дисфория пожирала меня изнутри, а жизнь становилась невыносимее с каждым днем.

Сейчас я понимаю, как сильно спасало отсутствие в школе раздевалки от дисфории (гендерная дисфория — негативные ощущения, вызванные несовпадением гендерной идентичности и пола, приписанного при рождении, - Прим.ред.). Мальчики и девочки у нас всегда переодевались в одном классе.

Однако были и трудности. Поначалу, мне не хотелось принимать себя таким. Я твердил себе «ты девочка», носил нечто максимально феминное и пытался нравиться себе таким. Смотрел на сестер, осознавая, какие они прекрасные девушки, пытался себя подбодрить. Но становилось лишь хуже: смотреть на себя стало невыносимо, ментальное состояние расшаталось, а заставлять себя «быть девочкой» стало тошно. Это не работало, даже с маскулинным видом и убеждением, что «ты просто девочка, которой нравится выглядеть так», потому что дело было не во внешнем виде.

Принять себя было трудно, ведь с детства я слышал о том, что ЛГБТ — это ненормально. Стоит отметить, что помимо обывательского консерватизма и гомофобии, моя семья очень религиозна. Нас с детства водили в церковь, а по вечерам читали библейские рассказы.

Как удобный и хороший ребенок, я слушал маму, поэтому был убежден, что ЛГБТ — это плохо, даже не зная, что это. Мой «путь просвещения» начался с признания сестры о поцелуе с девушкой, а после и об отношениях. Вероятно, благодаря этому, мне было проще пройти момент с осознанием своей гендерной идентичности.

Острый негатив от одноклассников присутствовал лишь в начале обучения. Дети жестоки — это аксиома. У них не сформирована до конца мораль и, если ты отличаешься, то попадаешь под раздачу. Я отличался. Но я не боялся давать сдачи, поэтому в дальнейшем жить было проще.

Я уже упоминал, что в моем городе большинству плевать друг на друга? Даже в нашем микро-коллективе было так. Всем было плевать на то, что я делал с собой. Я и без этого был белой вороной, которого не трогали лишний раз, но в дальнейшем достаточно зауважали, не позволяя себе издевок и лишних изысканий.

В университете стало проще, поскольку здесь я окружен понимающими людьми. Мой круг общения принимал меня любым и поддерживал, даже защищал и просвещал других, требуя не использовать деднейм (от англ. dead name, паспортное имя трансгендерного человека, данное ему при рождении, которое сам человек перестал использовать — Прим.ред.). Перед друзьями делать каминг-аут не понадобилось, они схватывали все сами и понимали меня, за что я очень им благодарен.

Я совершал каминг-аут несколько раз. У меня есть определенные проблемы с ментальным здоровьем. В период глубокого спада я открывался матери и поочередно сестрам. Никто не принимал, но я все же пытался, показывал примеры транс-парней, о которых знал, но слышал, что это все глупости.

Ты росла у нас на глазах, мы тебя знаем», «Ты все выдумываешь, я буду молиться за тебя», — говорили они. Самым обидным было непринятие той самой сестры, которая доверила мне тайну своей ориентации. Это изменилось к сегодняшнему дню, но осадок остался.

Изо дня в день я совершал маленькие каминг-ауты окружающим, прося обращаться к себе по другому имени и с мужскими местоимениями. При знакомстве пояснял, что я транс-маск персона и мне так комфортно.

Сложнее всего было с врачом-психиатром и государственным психологом. Я не знал, как они отнесутся к этому. Спойлер — меня начали убеждать, что я выдумываю и никакой переход не принесет мне радость, ведь «Ты все равно будешь ниже других мужчин», «Твои черты лица все еще будут выдавать в тебе феминность», «Во время секса как собираешься?»

Чтобы облегчить себе существование, я принял, что до определенного момента для некоторых людей буду девушкой. Важно понимать, что их мнение волновать не должно. Поэтому не заикаюсь о своей гендерной идентичности перед преподавателями в университете или дальними родственниками.

Преподаватели — это консервативные и религиозные дамы, а кое-кто готов снизить оценку за атеизм. Мой деднейм звучит на занятиях редко, отсюда мое спокойное отношение к этому. К тому же я еще не сменил документы и числюсь в списках по деднейму, если я буду переживать об этом и пытаться бороться, то лишусь сил.

Сложнее с родственниками — не хочется говорить о своей идентичности людям, которым это даст лишь повод обсудить что-то за спиной или вставить свои трансфобные пять копеек. Правда, это доставляет неудобства, когда кто-то из них исправляет окончания в моей речи, вводя меня в панику.

Я открыто говорю о своей трансгендерности в интернете, проставляю местоимения в биографии, чтобы новым людям было ясно, как ко мне обращаться. Это действительно проще из-за иллюзии, что ты в домике и никто тебя не тронет. Также спасает волшебная кнопка «добавить в черный список», которой нет в жизни, на случай гомофобной тирады. Некоторые из своих первых каминг-аутов я совершал через сеть. Просто отправлял сообщение и скорее закрывал вкладку, боясь ответа. Так определенно проще найти понимающих и поддерживающих людей.

О будущем

Хочу переехать в Россию. Звучит как шило на мыло, но на территории РФ доступны проверенные центры для прохождения комиссии для перехода, а также хирурги для необходимых операций. Уже оттуда планирую переезд в страну, где не будет страха увольнения за мою гендерную идентичность или ориентацию в случае, если мои отношения будут с мужчиной.

Мне хочется верить, что эта страна станет толерантнее. Очень хочется, но очень тяжело. Особенно с отсутствием просвещения в этом вопросе, поскольку все предрассудки берутся из-за незнания и нежелания понять. Простое уважение к другим уже было бы большим шагом вперед

О родном городе

Я родилась и живу в городке под названием Аксай, в Западно-Казахстанской области. Это обычный провинциальный городок, где все друг друга знают. Не сказала бы, что он сильно развит или, что здесь многое делается для молодежи и просвещения. Иногда я езжу по делам в областной центр, Уральск, где могу сходить в кофейню или кинотеатр. Здесь сходить некуда.

Долгое время я вообще не думала о своей сексуальной идентичности. С детства была сосредоточена на школе, оценках и занятиях. Меня не волновало, когда ровесницы начали обсуждать мальчиков и заводить первые отношения с пятиклассниками, пока смерть их не разлучит.

В моей семье не было предрассудков, что девочки должны любить только мальчиков. Наша семья состоит из трех женщин и мы были воспитаны так, что нужно постоянно работать, чтобы обеспечивать себя. Моя старшая сестра работает в иностранной компании и замужем за иностранцем. Она много читает, занимается собой. Иногда приходят родственники, мама начинает бегать перед старшими братьями, из-за чего я ее одергиваю и напоминаю, что они ей даже никогда не помогали.

Об идентичности

В подростковом возрасте я увлеклась аниме, мангой, компьютерными играми, стала сидеть в соцсетях и узнала, как все может быть. Не было сомнений и вопросов, нормально ли то, что мне нравятся девушки. Я не испытала никакого внутреннего осуждения или сопротивления. Это просто любовь, у нее не должно быть рамок.

Сейчас, находясь в осознанном возрасте, я понимаю, что мне всегда нравились девушки. Ни разу в жизни не оценивала парней с романтической или сексуальной точки зрения. Я могу посмотреть на какого-нибудь парня модельной внешности и признать, что он красивый. Но глядя на девушек, я вижу богинь.

О том, что я лесбиянка, знают мои лучшие подруги, мама и сестра. Первыми узнали подруги, они относятся к этому абсолютно нормально. Мама узнала, когда я лежала в больнице. Во время одного из телефонных разговоров с мамой обсуждали университет, и она начала в очередной раз говорить, что нужно поскорее окончить его и выйти замуж. У меня накипело, я сказала, что в любом случае не выйду замуж. Она спросила почему, на что я ответила: «Потому что мне не нравятся мальчики, мне нравятся девочки», и бросила трубку.

Поначалу она не восприняла это всерьез и сказала, что ей без разницы, с кем я себя вижу, главное — закончить университет. Во время карантина я вернулась домой, и как-то раз она меня спросила: «У тебя ведь будут дети? Семья?» Я ответила, что да, будут. На этом она успокоилась.

Через маму узнала старшая сестра. Она сказала, что это мое дело, главное, чтобы я была счастлива и встретила хорошего человека. Я расплакалась, потому что читала об ужасных вещах, которые происходят с детьми и подростками, если их не принимают.

Сестра рассказала, что когда выходила замуж, макияж и прическу ей делали две лесбиянки. Поначалу она испытывала негатив по отношению к однополой паре, но ее переубедил муж-иностранец. Он объяснил, что это точно такие же люди, что ее должна волновать только ее личная жизнь, а не чужая. При встрече с этой парой она поняла, что это хорошие девушки, которые любят свое дело, точно так же работают, обеспечивают себя и ничем не отличаются от других пар. В этом году, 2 июня, сестра даже поздравила меня с месяцем гордости, и у меня слезы навернулись на глаза.

Я довольно закрытый человек, поэтому при встрече с новыми людьми стараюсь не заводить разговор об ориентации. Иногда слышу гомофобные высказывания от знакомых и, естественно, воспринимаю на свой счет, так как я часть сообщества. В таких ситуациях я открыто говорю, что я лесбиянка и мне неприятно такое слышать. Считаю, что имею полное право высказать, что меня что-то не устраивает и прервать токсичные взаимоотношения.

В социальных сетях я абсолютно ничего не скрываю — нет риска, что к тебе подойдут и дадут по лицу. Даже если в интернете мне попадаются гомофобы, их можно заблокировать, жаль, что этого нельзя делать в реальной жизни. Хотя, тут вопрос даже не в личной безопасности. Мне бы хотелось показать неуверенным людям, что есть жизнь за пределами предрассудков, что не нужно бояться себя. Если ребенок или подросток осознает свою принадлежность к ЛГБТ-сообществу, он должен чувствовать себя комфортно и не бояться. Надеюсь, что кто-то посмотрит на меня и поймет, что это абсолютно нормально.

У меня были всего одни отношения, которые длились два с половиной года. Естественно, в своем родном городе я бы не смогла завести отношения, потому что это небезопасно. Я познакомилась с девушкой из Москвы через соцсети. У нас было много общих интересов, мы часто переписывались и созванивались. Я даже собиралась поступать в университет в Москве, чтобы мы наконец-то увиделись, но не сложилось. На тот момент я поступала в университет и, естественно, хотелось поддержки, но я этого не видела. В итоге она призналась, что ей нравится один парень. С тех пор мы не общались.

Об ЛГБТ в Казахстане

В Алматы мне лучше. Это более продвинутый и цивильный город, я часто видела значки, фенечки, ленточки в цветах ЛГБТ, пока там училась. Я не была там около года, но помню Арбат, мой любимый секонд на Панфилова, 92. Там много красивых девушек, к которым у меня не хватает смелости подойти и познакомиться.

В Аксае я какое-то время ходила с ЛГБТ-значком, но людям было все равно. Скорее всего, потому что они просто не отличают ЛГБТ-символику от обычной радуги. Сейчас я в целом стараюсь поменьше выходить из дома. По ночам на улицах много мужчин, пьяных людей. Я ведь не только лесбиянка, но еще и женщина, так что, мне небезопасно вдвойне.

Естественно, я бы хотела переехать, например, в Европу. В какую-нибудь небольшую страну, где можно завести семью с супругой и не переживать о завтрашнем дне. Вопрос однополых браков касается не только законодательства, но и отношения общества.

Думаю, казахстанцы могут стать толерантнее при нескольких условиях. В первую очередь необходимо просвещать ту часть населения, где женщин насильно выдают замуж, заставляют быть келинками, покрывать голову, рожать. Такие люди препятствуют нормальной жизни подрастающего поколения.

Нужно дать понять детям, что это нормально, если вы чувствуете симпатию по отношению к человеку своего пола или, например, чувствуете себя некомфортно в своем теле. Обеспечить им защиту и безопасность. Они боятся родителей, боятся оказаться без жилья, без денег.

По специальности я смогу преподавать, поэтому постараюсь объяснить детям, что они должны жить так, как им комфортно. После окончания университета мне нужно будет два года отрабатывать грант в Казахстане. Видимо, мне придется скрываться от коллег и начальства. Держать максимальную дистанцию, если я не буду уверена, что меня примут.

О жизни в поселке

Я родился в поселке в Алматинской области, в Аксуском районе. Подростком переехал в Талдыкорган, а по окончании школы — в Алматы. Сейчас занимаюсь модельным бизнесом и работаю нейл стилистом.

В поселке прожил 14 лет, вместе с бабушкой, дедушкой и родственниками с маминой стороны. Хоть у меня и не было отца, в детстве я не был обделен мужским воспитанием. У моей матери было четыре брата. Я, как и все деревенские ребята, катался на конях, пас овец, поднимался в горы. Я знаю, как чистить загон для лошадей, как доить корову.

В школе, лет в 12, я начал осознавать, что меня привлекают парни и почувствовал потерянность. Мне казалось, что я единственный такой человек в мире, ведь в нашем поселке нельзя было встретить гея или лесбиянку. Эти слова считались оскорбительными. Я чувствовал симпатию к мальчикам, принимал это, но не понимал.

За все время проживания в поселке я нашел там всего одного человека из ЛГБТ-сообщества. У геев есть отдельные приложения для знакомств. В Казахстане большой популярностью пользуются одно или два. Я нашел этого человека, выставив фильтр по расстоянию. Он тоже был геем, и, естественно, ото всех скрывался. Мы общались, но это не привело к отношениям.

К 14 годам я полностью осознал, что такое быть геем, кто мы такие, и что нам приходится скрывать себя от окружающих из-за страха. Я читал много информации в интернете, искал различные сайты и паблики.

Об Алматы и каминг-ауте

После окончания школы я поступил в институт в Алматы. Здесь я познакомился с гей-клубами. Это было очень необычно — увидеть в одном месте столько геев, манерных и не манерных, открытых и закрытых, совершенно разных людей. Я начал постепенно привыкать к разнообразию в большом городе, услышал много историй от знакомых и друзей об их каминг-ауте.

В 18 лет я поехал навестить маму на каникулах, она живет недалеко от Талдыкоргана, и решил во всем ей признаться. Я рассказал ей о своей ориентации, предпочтениях, чувствах, познании себя. Было очень тяжело. Я чувствовал смесь их страха, неловкости и неуверенности.

Мама хорошо все восприняла, очень по-доброму отнеслась. Мы плакали и обнимались. Сказала, что все нормально и это хорошо, что я признался и определился. Что касается родственников, то доверился не всем. Хотя по отцовской линии у меня есть родственники мусульмане, покрытые, которые пятикратно читают намаз, но они нормально ко мне относятся.

Был один парень, который мог назвать меня педиком, пидором или ху*****м. Из-за него мне было страшно выходить из дома, возвращаться с учебы

Об андрогинности

Я совмещаю в себе мужские и женские черты, ощущаю себя одновременно и парнем, и девушкой. Что касается сексуальной ориентации, то меня привлекают мужчины.

В 16 или 17 лет, при окончании школы, я задумался о смене пола, начал искать об этом информацию в интернете. Но потом понял, что не хочу — чувствую себя иногда мужчиной, а иногда женщиной. При поступлении в университет я еще выглядел довольно маскулинно — короткие волосы, больший вес, голос был ниже. Мое преображение происходило довольно медленно, поэтапно.

Открыто это показывать я начал лет в 20, около четырех лет назад. В целом у меня довольно женственная внешность, меня легко принять за девушку. Было довольно страшно, когда я жил рядом с не очень адекватными соседями в районе Тимирязева-Маркова. Был один парень, который мог назвать меня педиком, пидором или ху*****м. Из-за него мне было страшно выходить из дома, возвращаться с учебы. Перед тем как зайти в подъезд, я долго стоял и ждал, чтобы с ним не пересечься.

До моделинга я работал официантом в ресторане. На тот момент я уже выглядел довольно феминно, но работодателей не смутило мужское имя в документах. Клиенты мужского пола принимали меня за девушку, одетую в мужской костюм. Девушки-официантки у нас ходили в белых рубашках и юбках, а мужчины в брюках. Клиентки понимали, кто я, но их это скорее умиляло, я получал от них много чаевых.

Об ЛГБТ в Казахстане

После приезда в Алматы я многое для себя узнал и понял, увидел много людей, которые не боятся, открыто говорят о своей ориентации. Алматы — это город свободы и самовыражения. В Талдыкоргане на тебя давят рамки общественного мнения, здесь же люди принимают себя и знают, что каждый индивидуален.

В Талдыкоргане, если ты выйдешь на улицу, к примеру, с гримом на лице, большинство людей этого не поймет. Подумают, зачем это делать, уродовать свое лицо. В Алматы люди поймут, что это может быть для какого-то мероприятия, например, на Хэллоуин. В Талдыкоргане даже не все знают, что это за праздник.

Я живу в Алматы уже семь лет, за это время многое может поменяться. Недавно ездил в Талдыкорган, видел много новостроек, город расширяется, его пытаются развивать. Здорово, если общество тоже будет развиваться.

Сложно будет перестроить моральные устои казахстанцев, менталитет, который остался после СССР, где «не было секса», а все люди должны были быть одинаковыми. У нас, чтобы выжить, будучи ЛГБТ-персоной, нужно оставаться невидимым.

Конечно, я мечтаю переехать заграницу. США, пожалуй, наиболее комфортная для меня страна. Да, там тоже есть гомофобия, но в малом проценте. Западный Лос-Анджелес — отдельный район, где проживают в основном члены ЛГБТ-сообщества. Такой же отдельный район есть в Чикаго. Я даже представить не могу, что такие места существуют, но хочу там побывать.

В свое время я бесконечно ждал своего совершеннолетия, чтобы поскорее стать независимым. Перед тем как раскрываться, например, родителям, нужно обрести опору, рассчитывать на то, что тебе будет, где и на что жить. По опыту своих друзей и знакомых могу посоветовать семь раз отмерить и один раз отрезать. Нужно хорошенько подумать перед тем, как доверяться людям.