18 декабря в пространстве «Flask» в Алматы откроется персональная выставка художницы Саи Саят «Kösh», посвященная опыту миграции. Сая — современная художница, куратор и искусствовед. В своих работах она переосмысляет место женщины в современном мире, проживает утрату родных и ищет себя. 

Мы поговорили с Саей Саят. Она рассказала о своей жизни в Украине, опыте вынужденной миграции и возвращении в Казахстан, а также поделилась переживаниями, которые легли в основу ее творчества.

Текст Джо Марч 

Редактура Никита Шамсутдинов

 

О себе

Я училась на этноискусствоведа в Казахской национальной академии искусств имени Жургенова в Алматы. Академия дала мне круг людей и помогла понять, что мне интересно, а еще дала базу современного искусства и погрузила в мировое. 

После университета я переехала в Украину, там проходила обучение по украинскому искусству, пытаясь погрузиться в контекст другой страны. Ходила на выставки, знакомилась с художниками. Моим первым успешным проектом в Украине стал киноклуб «Кино и вино», в ходе которого мы смотрели фильмы о художниках, а затем их обсуждали.

 

 

О том, как пандемия изменила жизнь

Когда началась пандемия, мы с мужем были в Украине. Нам казалось, что наступил конец света и больше ничем не имеет смысла заниматься, кроме как помогать людям. Так я ушла в волонтерский активизм.

Сначала мы собрали знакомых активистов в телеграм-чате, в котором дистанционно поддерживали друг друга. В какой-то момент там было 400 человек. Были те, кто хотел помогать, но не знал чем или не умел пользоваться цифровыми технологиями, были те, у кого были ресурсы, знания, но кто не умел предлагать свою помощь. И этот чат помог людям найти друг друга. Так, появилось движение «Stop Covid UA».

Я занималась направлением психологической помощи. Понимала, как сильно она нужна всем в этот период. Через сарафанное радио люди добавлялись в чат, а мы организовывали групповые видеозвонки, во время которых делились страхами и переживаниями, поддерживая друг друга. В нашей сетке волонтеров были профессиональные психологи, которые как помогали нам, так и делали проекты первой психологической помощи для врачей.

Мы делали много практически полезного: например, координировали такси, которые возили медиков в больницы. У водителей таких автомобилей были спецпропуска, которые позволяли передвигаться по городу. Так мы создали большую сеть волонтеров и организаций в Украине, которые продолжают сотрудничать с друг другом и по сей день.

 

 

Нам казалось, что наступил конец света и больше ничем не имеет смысла заниматься, кроме как помогать людям

 

 

О правозащитной деятельности

В пандемию нашу инициативу заметили ООН и предложили свою помощь — обучение для волонтеров, поддержка ресурсами. А после спада пандемии в 2021 мы присоединились к глобальному исследованию «Future of Work» от ООН. Вместе с Лабораторией инновационного развития ПРООН в Украине мы изучали, как пандемия повлияла на рынок труда.

Следующий совместный проект был о том, как создавать инклюзивную рабочую среду. Мы работали с людьми с инвалидностью и продвигали равные рабочие условия. Изучали как сам процесс трудоустройства и неподготовленность инфраструктуры, так и проблемы с адаптацией, социальные сложности. 

На тот момент даже большинство сайтов по трудоустройству не было адаптировано для людей с нарушением зрения, что осложняло поиск работы. А у некоторых агрегаторов работы в разделе резюме была особенная пометка для людей с инвалидностью, что дискриминировало работников с самого начала.

Нам часто кажется, что людей с инвалидностью очень мало, но это не так. Большинство из них ведет затворническую жизнь, не имея возможности передвигаться по городу, и поэтому мы просто не видим людей с инвалидностью. Думаем, что этой проблемы нет. И важно говорить об инвалидности — это то, что может произойти с любым человеком, никто не застрахован. Работа над этой проблемой делает общество безопаснее. Люди с инвалидностью и так уязвимы, а если их не интегрировать в жизнь современного общества, в проигрыше оказываются все, в том числе экономика страны.

Планируя свой следующий год, я думала о теме миграции и труда. Ехала в такси, а водитель был иностранец. Я сама тоже была иностранкой. И подумала: «Каково работать человеку в миграции?» Потом начался 2022 — сначала январские события, затем вторжение России в Украину. 

В первые месяцы я снова занялась активизмом: координировала работу волонтеров в «Support Ukraine now», помогала людям выезжать из опасных зон и получать первую необходимую помощь. Спустя время выгорела и решила заняться тем, в чем хорошо разбиралась — вернулась совместно с ПРООН к изучению влияния войны на женщин-переселенок. Мы с командой провели антропологическое интервьюирование разных женщин, которые были вынужденно переселены как внутри Украины, так и за рубеж, и сделали отчет для инициатив, которые в тот период были нацелены на помощь пострадавшим от войны. 

 

 

О миграции

С 2016 я жила в Киеве. В феврале 2022, когда война началась, мы находились в Казахстане, были на поминках отца. Война застала нас врасплох. Так как мой муж — гражданин Украины, по закону мы не могли оставаться в Казахстане дольше полугода. 

Мы побыли тут пару месяцев и решили ехать дальше. Сначала прожили 4 месяца в Испании. Потом полетели в Индонезию — у нас там были друзья и возможные проекты. До 2024 года так и скитались, живя по паре месяцев в каждой из стран: в Испании, во Франции, в Португалии, в Индонезии, в Таиланде, во Вьетнаме и в Малайзии. В какой-то момент так привыкли к гибкому образу жизни, что нигде не могли оставаться надолго, и планировали свою жизнь только на неделю вперед.

 

 

Путешествие — это когда тебе есть куда вернуться. А миграция — это когда тебе некуда возвращаться

 

 

Это звучит классно, будто я путешествую, но на самом деле я поняла разницу путешествия и миграции. Путешествие — это когда ты летишь и возвращаешься, потому что тебе есть куда вернуться. А миграция — это когда ты едешь куда-то, потому что тебе нужно двигаться дальше и тебе некуда возвращаться. С 2022 по 2024, два года, моим домом был чемодан. В этом году на свой день рождения я провела выставку, где сделала из этого чемодана инсталляцию «ДОМ».

В миграции было много сложностей. Например, было тяжело заводить отношения с людьми, потому что ты везде временно. В общении мне важно присутствие, мне сложно общаться онлайн, и я постоянно чувствовала одиночество вдали от близких. Но из плюсов — теперь у меня много друзей по миру.

 

 

Жизнь в миграции похожа на Твистер — нельзя долго оставаться в одном положении и нужно выкручиваться в неудобные позы

 

 

Этим летом я купила племянницам игру «Твистер». И как только я разложила игровое поле, мне показалось, что эта игра такая же абсурдная, как жизнь человека в миграции. Ты не можешь долго оставаться в одном положении, в одном месте, и должен выкручиваться в неудобные позы. Твистер хорошо передает это постоянное движение.

 

 

О возвращении домой

В 2024 мы с мужем осознали, что устали. Нам хотелось понятной рутины без постоянных переездов. Мы решили осесть в Казахстане, сделать мужу ВНЖ и купить жилье. Стало ясно, что война пока что не закончится.

У нас везде был разный образ жизни, а тут мы остановились.У меня появилось время заняться творчеством и осознать свой опыт. Я начала делать свои проекты.

Мое творчество — это моя рефлексия на собственный опыт. В прошлом году я сделала работу «Диалог с отцом» и организовала выставку «Әй-ел». Эти проекты — полные противоположности друг другу. Одна рассказывает про память, связь и опору, другая — про контроль, унижение и насилие. 

Мое творчество — про меня как женщину, жену, художника, дочь, про мою связь с культурой. Именно дома я стала много об этом думать и делать работы об этом, потому что тут люди лучше всего поймут мое творчество. Это оказалось очень поддерживающим.

 

 

О проекте «Диалог с отцом»

Искусство — это моя страсть. И когда я увлечена делом, забываю жить остальную жизнь. Я начала заниматься творчеством в 2021 году, когда мой отец ушел из жизни. Мой первый проект — «Диалог с отцом» — был моей попыткой пережить утрату, остаться на связи с собой и с отцом. Работа началась с писем. Это работа о памяти, об идентичности, о связи.

Я помню, что когда нам с мужем позвонили, что папа умер, в комнате было так ярко, и время словно остановилось. И потом этого времени не существовало — мне понадобилось больше полугода, чтобы снова «включиться». Мой мозг не мог осознать эту боль: я находилась в пустоте и не чувствовала ничего. 

И главным сожалением после утраты папы для меня было то, что я не успела побыть собой с ним, не успела показать, кто я есть. Я жалела, что папа не увидел мои выставки и мои работы. И я начала выстраивать свою идентичность заново, собирать себя через путь художника.

Почему ухо? Мой папа был мастер спорта по вольной борьбе. И одно его ухо было деформированным. В детстве, когда я была маленькой, родители однажды сказали мне, что это пельмень, а я сразу же об этом рассказала своим друзьям. И вот это ухо было для меня чем-то, что максимально про папу.

 

 

Главным сожалением после утраты папы для меня было то, что я не успела побыть собой с ним, не успела показать, кто я есть

 

 

Однажды на мой проект «Кино и вино» пришло 120 человек. Я была очень взволнована и рада. Мы разговаривали с папой по телефону в тот день, и случился один из важных и глубоких разговоров с ним. Он сказал, что очень гордится, что у меня все получается, и что культура всегда была важна для него.

Тогда я подумала, что хочу сделать татуировку с ухом отца под сердцем, чтобы он всегда был рядом. Потом я забыла про это, а в конце 2020 я приезжала в Казахстан, вспомнила про татуировку и сфотографировала его ухо. Мы тогда посмеялись с этой идеи. А ровно год спустя он умер. 22 февраля 2021 года уже после новости о смерти отца телефон выдал мне фото уха как воспоминание за год. Я была в шоке и не понимала, что делала, но помню, как написала на белом листе: «Я отпускаю тебя», и сожгла эту бумагу. Это Ухо, это он, мой отец, все мои предки, и я сама.

С тех пор в творчестве я все ищу форму для этого уха. В 2023 я была на воркшопе по работе с фетром и сделала это ухо на холсте. Потом была чеканка, потом ковер, а в этом году я выставляла чеканку с рисунком уха, обернув ее в настоящий саван. 

Диалог с отцом продолжается, я всегда ему пишу, когда в моей жизни происходит что-то важное. Через свою работу я общаюсь с отцом, с предками и культурой. И работа над проектом «Диалог с отцом» непрерывна. Для меня она и про смерть, и про жизнь. Без нее я бы не стала художником, только сейчас задумалась о том, кто я.

 

 

О роли женщины в казахской культуре

В прошлом году я изучала тему женской идентичности и столкнулась с собственной неуверенностью и сложностью принятия себя женщиной. В казахской культуре женщина признается как мать, жена, дочь и сложно интегрируется в общество как еще кто-то. Культура словно пытается укротить женщин, используя для этого язык. 

В этом году на выставку «Голоса» я сделала ковер-шапан, в котором звучит фраза: «Қатын бастаған көш оңбас» (караван, возглавляемый женщиной, далеко не пойдет — прим.ред). Эту фразу я часто слышу в жизни и читаю в комментариях к новостям про женщин-лидеров. Я не согласна с этим, но из-за частого повторения этой установки в разговорах и медиапространстве формируется культура мизогинии. Влияние языка очень недооценено в обществе. Эта работа — акт сопротивления и утверждения женского лидерства.

 

 

Я много думаю о роли женщины и сейчас изучаю свое женское предназначение в казахском культурном контексте. Многие ожидают от женщины, что она будет женой, матерью. Мало кто воспринимает ее «женщиной-профессионалом», и чтобы быть кем-то помимо роли жены и мамы, нужно постоянно бороться и доказывать.

Я хочу быть женой, потому что это мое желание: я люблю своего мужа и выбрала его. Но не потому, что общество требует этого от меня. БЫТЬ ТОЛЬКО МАМОЙ И ЖЕНОЙ — ЭТО ОЧЕНЬ НЕБЕЗОПАСНО ДЛЯ САМИХ ЖЕНЩИН. Про это мало говорят, а женщины часто оказываются в уязвимом положении. Ты работаешь, обеспечивая быт, но твоя безопасность зависит от мужа и твоей способности родить детей. Проблема домашнего насилия в обществе — очень болезненная. Многие девушки боятся строить отношения, потому что боятся такого их развития. В прошлом году я делала выставку на эту тему и до сих пор пытаюсь осознать этот опыт.   

 

 

О восприятии искусства

По социологии культуры есть разные группы людей, благодаря которым сохраняется искусство. Есть революционеры, благодаря которым культура движется, а есть хранители, которые сохраняют традиции и устойчивость. В искусстве невозможно уничтожить все, что было раньше, и быть первым. Уничтожение ни к чему хорошему не приводит.

Я воспринимаю искусство и культуру не как мертвое прошлое, а как живое явление, которое есть сейчас, и которое мы можем выбирать, исходя из своей потребности. Это неотъемлемая часть мира, зеркало эпохи. Современное искусство говорит о том, что происходит с нами сейчас, это попытка осознать и прожить реальность, которую не всегда можешь выразить словами.

Если вы ищете искусство, которое откликается сегодняшнему времени, интересуйтесь современными художниками и поддерживайте их. Это не только про эстетику — это про понимание себя и мира, в котором мы живём.