На сцене она — ослепительная блондинка Melody Rose, в жизни — парикмахер Ербол, который когда-то боялся даже признаться в желании выступать перед публикой. Но детские мечты о сцене все же привели парня в драг-культуру в 28 лет через страхи, боль, хейт и внутренние переломы. 

В беседе с нами он рассказал, как создавал свой образ, что дает ему драг как внутренняя терапия, как реагируют зрители и родные, а также сколько на самом деле можно заработать на драг-шоу в Казахстане.

Текст Айтуар Оспанов

Редактура Султан Темирхан

 

 

Ербол Закиров

33 года, женский парикмахер, драг-артист

О своем пути в драг-культуре

Мой путь в драг-культуре начался с детства. Лет в пять, когда я слышал музыку, но еще не умел осознанно формировать свои мысли, я всегда мысленно переносил себя на сцену. Тогда это были песни, например, Натальи Сенчуковой, и уже тогда я представлял себя дивой: что я на сцене, что я выступаю.

Когда я стал чуть постарше, я начал понимать, что это как-то не особо приемлемо в обществе. До семи лет это все происходило в рамках дома, среди родных или, например, теть на улице: я надевал платье сестры, ставил музыку и пел перед бабушками и тетями. Все хлопали, но в семь лет я вдруг осознал: «Ага, это, оказывается, нельзя. Ты же мальчик».

Тем не менее, это всегда во мне жило. В 18 лет я уже видел, что существуют драг-шоу, но не знал, как туда попасть, с чего начать. Ну не придешь же просто в клуб и не скажешь: «Вот я, восемнадцатилетний мальчик, возьмите меня в драг-школу». Мне казалось это невозможным. Потом начались десять лет отношений, работы, учебы — и я на все это забил. 

Желание стало конкретным уже после болезненных отношений, которые закончились, — это было лет в 28. Тогда я пошел с другом в клуб, просто чтобы отвлечься. В тот момент в Астане как раз открылся клуб, где набирали новых драг-артистов. Директорка клуба заметила меня, подошла и сказала: «Блин, ты круто двигаешься, не хочешь попробовать себя в драг-школе?».

Эту драг-школу тогда создала Diamond Bitch (псевдоним драг-артиста — прим. ред.). Она впоследствии стала моей драг-матерью. Рассказала основы: как вести себя на сцене, как строится номер, с какой энергией нужно выходить, что должно происходить в начале, середине и конце. Это не просто выйти и открыть рот под фанеру.

Я подумал: «Была не была! Начинаю новую жизнь с чистого листа». И вот в 28 лет, среди ребят, которым было по 19 – 20, я начал. У меня получилось такое позднее созревание, но это помогло в будущем: я не отвлекался на склоки и детские обиды, а был сосредоточен на задаче. Я понимал, что одного внешнего образа недостаточно — важно еще то, что я несу со сцены внутренне. И это нужно было соединить в единое целое.

И вот, скажем так, на сцене появилась Melody Rose — блондинка с синими глазами и смуглой кожей. Почему именно драг? Наверное, я с этим родился.

 

 

 

 

О том, что вдохновляет в драг-культуре

Меня вдохновляет перевоплощение. В обычной жизни я — простой парень, парикмахер, который делает людей красивыми. Но, создавая красоту для других, мне всегда хотелось воссоздать что-то и из себя самого, сделать больше, чем просто образ в повседневности.

Именно драг дает возможность примерить на себя персонажа так, чтобы зрители поверили в него. Не просто надеть парик и макияж, а слиться с образом. Важно, чтобы, когда ты выходил на сцену, зритель видел не пародию, а проживал с тобой ту трехминутную историю, которую ты рассказываешь через песню. Чтобы он поверил и почувствовал.

Наверное, это и есть самое вдохновляющее — возможность выйти на сцену и выплеснуть все, что накопилось: энергию, обиду, радость, смех, поддержку. Исполнить строчки песни в липсингетак, чтобы человек в зале подумал: «Да, это обо мне. Она говорит о том, что болит у меня».

 

 

О том, как создавался образ Melody Rose

Я не могу сказать, что мой сценический образ Melody Rose прям когда-то воссоздался c нуля. Melody Rose — это мое альтер эго, которое практически всегда было со мной на протяжении всей моей жизни. Просто в какие-то моменты она где-то включалась, где-то созревала. И вот в 28 лет произошел такой переломный момент, что мое альтер эго, скажем так, вышло в жизнь, и люди смогли ее увидеть, узнать ее характер.

Это такая сочная милфа, которая выглядит потрясающе, знает себе цену, ранимая, пережившая в своей жизни предательство, боль, разочарование, но сумевшая за всем этим не очерстветь, а стать сильнее. Melody — это тот человек внутри меня, который появился в переломный момент в жизни Ербола, возродился изнутри и помог Ерболу не сломаться. Скажем так, именно Melody помогла Ерболу и научила его говорить «нет».

Если Ербол — это веселый парень, который в силу своих пережитых моментов все переводил в юмор и это помогало ему жить, существовать, не сломаться, не ожесточиться, а оставаться позитивным и добрым, то Melody — это более сильная характером часть меня. Она в нужный момент может послать, в нужный момент сказать жесткое «нет», в нужный момент постоять и за себя, и за Ербола. Также она красивая сексуальная женщина, которая знает себе цену, пережила все то, что пережил Ербол, но стала от этого сильнее. Таким образом, она тоже помогла Ерболу стать сильнее. Это, наверное, и есть определяющие черты внутреннего Ербола и Melody.

Если говорить о сценическом образе, то она юморная, красивая женщина, которая не боится быть смешной, не боится шутить, у нее искрометный юмор. Она хороша в липсинге, может передавать душераздирающие моменты, наполненные драмой. Но когда она разговаривает со зрителем, она может подколоть, пошутить, вовремя сгладить ситуацию и быть настоящей ведущей — такой, которую будут слушать, с которой будут вести диалог и с которой точно не будет скучно.

Я замечаю, что в Melody есть это самое зерно тамады, которая действительно может на протяжении всего вечера держать публику в тонусе.

 

 

 

 

О реакции родных и друзей

Когда я пошел в драг, у меня, конечно, был сильный страх, что об этом кто-то узнает: сообщат родственникам или еще кому-то. Это, наверное, своего рода выход из шкафа. Все происходило постепенно. Сначала от одной мысли, что об этом кто-то узнает, меня буквально передергивало. Я напрягался, и психика даже не могла представить: «Господи, что будет, если кто-то узнает?»

При этом было что-то вроде адреналина — желание, которое смешивалось со страхом. Наверное, это можно сравнить с экстремальным опытом: ощущение, будто ты нарушаешь правила, но все равно идешь на это, потому что хочешь.

В какой-то момент, когда ты окунаешься в драг-культуру, начинаешь общаться с людьми, выступать, проходит и страх сцены, и боязнь огласки. Когда, например, моя сестра впервые узнала, для меня это было шоком. Но, наверное, мне повезло в том, что я всегда был творческим человеком: и в КВНе, и в театре. Вся моя жизнь была связана с выступлениями, с артистическим проявлением себя. Поэтому, когда об этом узнали родственники, родители, друзья — они восприняли это как что-то естественное. Хотя у меня внутри были страхи, что меня осудят.

Я понял, что 30 лет жил так, чтобы угождать всем, но не себе. А жизнь проходит. И я решил — не хочу зависеть ни от кого, хочу жить и делать то, что мне нравится. Когда я открылся, большинство подписчиков, клиентов, друзей и родственников приняли это с пониманием. Они сказали: «Да, ты всю жизнь был артистичным. Было бы странно, если бы ты никак не проявил это».

Конечно, были и те, кому это не близко, и они ушли из моей жизни. Но никто ничего не потерял — просто наши дороги разошлись. Это не хорошо и не плохо — это жизнь. У каждого свой путь и свое окружение.

Сейчас я счастлив. Мне нравится, что происходит в моей жизни и какие люди меня окружают. Среди них мне легче жить и самовыражаться.

 

 

О реакции зрителей

В принципе, основная площадка моих выступлений — это клубы определенного формата, где драг-шоу является основной частью программы. И всегда меня воспринимали с улыбкой. Позже, через года два-три, стали появляться приглашения на дни рождения, девичники, юбилеи — такие, скажем, корпоративные выступления. Прямо шокирующих реакций не было: да, поначалу люди удивлялись, особенно те, кто никогда не видел выступлений в формате драг. Но при этом они проявляли интерес, с любопытством смотрели и подпитывались энергетикой, а потом уже и в общении это чувствовалось. Агрессии по отношению к Melody не было.

Единственный неожиданный момент случился, наверное, один раз: на одном дне рождения диджей, отвечавший за аппаратуру, выключил мне микрофон — явно понимая, что перед ним не девушка, а драг-артист. Возможно, это был его способ сказать свое «фи» в мою сторону. Но ситуация быстро сгладилась.

Сейчас, думаю, в Казахстане к этому относятся с пониманием. Это такая же профессия артиста — артиста перевоплощений. На сцене я показываю не только красивую и сексуальную Melody Rose, но и комедийные номера. Я могу сделать пародию на Земфиру, на Анну Asti, могу быть Веркой Сердючкой, взрослой похабной хабалкой или, наоборот, утонченной дамой. Все зависит от номера, формата и тематики шоу.

Я умею круто перевоплощаться, и поэтому люди всегда относились ко мне с улыбкой и интересом. Даже те, кто вроде бы скептически настроен, все равно молча стоят в сторонке и наблюдают. А потом, когда понимают, что это за формат, спокойно подходят, общаются, здороваются и поддерживают со мной диалог.

 

 

 

 

О драг-культуре как о внутренней терапии

В первую очередь, это, наверное, внутренняя терапия. Потому что, как я и говорю, Ербол в жизни — это один человек, а Ербол на сцене, в образе Melody Rose, — совершенно другой. Каждый раз, когда я выхожу на сцену, это адреналин, это волнение, которое присутствует всегда. И в последние секунды, когда говорят, что пора выходить, в голове происходит щелчок — я переключаюсь и выхожу на сцену.

Там уже открывается Melody Rose — искрометная, бесстрашная, любящая сцену и то, что она делает. Она питается и обменивается энергией с людьми, и этот взаимообмен — это действительно терапия. 

В какой-то степени это протест, а в какой-то — искусство. Искусство в том, что за три минуты можно воссоздать историю, показать начало, развитие, кульминацию. Melody Rose в своих выступлениях — это всегда про драматическую составляющую. Она умеет передать боль, прожитый опыт; каждую строчку в песне может пережить и передать мимикой, жестами так, что зритель верит, у него это откликается. И это круто — когда тебе верят.

Это искусство и терапия в том плане, что все мы люди, все переживаем ежедневные эмоции, борьбу, депрессию, разочарование, предательство. И, выходя на сцену, я могу выбрать песню, которую хочется именно прожить и пропеть. Когда ты выходишь и переключаешься, ты выдаешь это, опустошаешься эмоционально, а потом видишь, что у людей это тоже откликается. И вот здесь и появляется тот самый терапевтический момент.

Протест — это, наверное, внутренний ответ моим триггерам, когда мне говорили: «У тебя ничего не получится», «Ты вообще себя видел?». И здесь происходит самоутверждение: «Блин, да, я могу». Потому что долгое время, выходя на сцену и делая номера, я видел себя со стороны, пересматривал видео и иной раз просто офигевал: «Ербол, это ты? Этот номер сделал ты?» И в этот момент приходит осознание: «Блин, я могу так, как, наверное, никто другой».

Это умение пошутить, найти контакт со зрителем, выступить так, чтобы в тебя поверили. Наверное, именно это и дает эмоциональную разгрузку, терапию, протест и возможность создавать искусство.

 

 

О корпоративных выступлениях

Сейчас я выступаю, веду корпоративы, девичники, дни рождения — в основном это выездные корпоративные мероприятия. Иногда я полностью веду вечер как ведущий, включая вставки с номерами, иногда работаю на частных вечеринках и мероприятиях. Бывает, что меня приглашают и в другие города.

Чаще всего я езжу в Караганду, в определенный клуб, где в формате двух-трех дней на выходных делаю шоу вместе с другими драг-артистами.

Что касается сцены — я, наверное, застал переломный момент в ее развитии. До 2018–2019 годов драг-шоу в основном выглядели в формате артисток а-ля Заза Наполи или Верка Сердючка — харизматичные, громкие «тетечки-хабалочки», которые могли и посмеяться, и послать.

Когда мы с Жанной Айкон (псевдоним драг-артиста — прим. ред.) в 2019 году начали свой формат — миниатюрных, стройных, танцующих драг-артисток — нас буллили, в том числе в соцсетях. Называли «суходрач», говорили: «Что они вообще могут?». Мы столкнулись с открытым хейтом.

Можно сказать, что именно в Астане мы вместе с Жанной задали новый формат драг-артисток, которые умеют и танцевать, и вести шоу, и выглядят как миниатюрные, изящные девушки. Мы были среди первых, кто начал это направление, и приняли на себя первую волну хейта.

Через два-три года наш формат закрепился, и его начали принимать и в Алматы, и в других городах Казахстана. Затем в Алматы открылся «Драгон» (шоу в формате конкурса для начинающих драг-артистов — прим. ред.), пошла волна новых драг-артистов.

Раньше была условная иерархия: есть артистки-резиденты в клубах, и новеньким туда вход был закрыт. Но со временем владельцы клубов и продюсеры шоу поняли, что нужно идти в ногу со временем, ориентироваться на RuPaul (американский драг-артист, певец и телеведущий, наиболее известный как создатель и ведущий шоу RuPaul’s Drag Race — прим. ред.) и западных артисток.

Сейчас, если у тебя есть харизма, свой неповторимый стиль и образ в драге, ты можешь выстрелить. И это радует — на сцене стало гораздо больше многогранных драг-артисток.

 

 

 

 

Можно ли жить на заработок от драг-шоу в Казахстане

Вопрос, на мой взгляд, спорный. В моем случае драг — это скорее отдушина, возможность выпустить свое альтер эго. Моя основная работа — парикмахер в салоне красоты. Да, я люблю выступать, но если это превращается в рутину и постоянство, мне становится тяжело, это начинает съедать меня изнутри. У меня нет внутренней дисциплины, чтобы оставаться в этом постоянно.

Однако есть артисты, которых я очень уважаю и которые доказали, что в Казахстане можно жить только за счет драг-шоу. Одна из них — Ася Асеева, она первая показала, что у нас существует драг и может быть на уровне европейских и мировых сцен. Такие артисты полностью отдаются сцене: они засыпают и просыпаются с мыслями о новых шоу, нарядах, образах.

Есть и другие примеры, например, моя драг-мать Diamond Bitch. Она совмещает выступления и создание контента с собственным бизнесом — у нее есть свой магазин. Она выстроила все в единую систему, и это работает.

Если ты артист, который живет этим день и ночь, то да, в Казахстане можно зарабатывать на драг-шоу. Но если это для тебя просто разовое появление на сцене для галочки, то, конечно, нет.

Драг — это не только выйти на сцену. Само выступление — это кульминация, а за ним стоят ежедневные репетиции, работа над текстами, развитие в ораторском искусстве, умение чувствовать публику. Если ты сам шьешь костюмы, то огромное количество времени уходит на работу в ателье. Это каждодневный труд, требующий энергии и вовлеченности.

В моем случае, при наличии основной работы, энергии на все не всегда хватает. Поэтому для меня драг остается важной, но не основной деятельностью.

 

 

О заработке драг-артистов

Есть, на мой взгляд, два формата. Первый — когда ты уже состоявшийся артист, сам вкладываешься в образы: заказываешь пошив костюмов, покупаешь и укладываешь парики, закупаешь косметику. У таких артистов и заработок выше. В Казахстане, насколько я знаю, средняя стоимость выступления в таком случае — около 50-60 тысяч тенге. Это про тех, кто полностью живет сценой, каждые две недели шьет новые костюмы и постоянно обновляет репертуар.

Второй формат — когда ты резидент клуба, а образы, парики, косметику обеспечивает сам клуб. Здесь все ближе к «продюсерскому центру»: твоя задача — приехать на примерки и полностью выкладываться на сцене. В этом случае гонорар ниже, потому что большая часть средств уходит на создание костюмов, париков, привлечение танцоров и прочие расходы.

Когда я начинал, в 2019 году, гонорар был 5 тысяч тенге за вечер. Мы приходили к девяти вечера, начинали краситься и выступали до шести утра. Помимо номеров, работали как промо — общались с гостями, создавали атмосферу. Тогда меня все устраивало: основной заработок был в салоне, и первые четыре месяца я вообще не думал о деньгах. Главное было — выйти на сцену, даже бесплатно.

Через полгода гонорар подняли до 10 тысяч тенге. И я понимал, почему: клуб вкладывал огромные суммы в шоу — пошив костюмов, парики, укладку, косметику, сцену, танцоров. Мы были частью большой машины, и претензий к оплате не было — все было прозрачно.

Если же приглашали состоявшихся артистов, которые сами создавали образы, их гонорары были выше — 40, 50, 60 тысяч и больше за одно выступление.

Сейчас я выступаю нерегулярно, примерно последние три года. Мои расценки такие: если это формат на два–три дня, то 30 тысяч тенге за день, если одно выступление — около 40 тысяч тенге, плюс транспорт, напитки и еда по райдеру.

Создание образа занимает минимум три часа: макияж, костюм, аксессуары. Плюс само выступление. В сумме получается около шести часов работы, и 30-40 тысяч тенге за это я считаю оптимальной ценой. Кто-то берет больше, кто-то меньше — все зависит от того, насколько уверены в тебе организаторы и насколько ты можешь выдать действительно крутое шоу.

 

 

Сколько стоит собрать один полноценный образ

Возьмем один образ клубного формата. Если я шью наряд, то это закуп ткани, оплата швее, которая создаст образ — примерно 20-30 тысяч тенге. Плюс парик — около 25 тысяч тенге. Пошив одежды с тканями — около 30 тысяч тенге. Макияж и вся косметика — примерно 100 тысяч тенге, так как постоянно нужно докупать хорошие тени, ресницы, линзы, а одна упаковка линз стоит от 10 до 15 тысяч тенге. Каблуки тоже входят в расходы. В итоге, чтобы собрать один полноценный образ, в среднем нужно от 70 до 100 тысяч тенге.

 

 

О стереотипах о драг-артистах

Самый главный, наверное, стереотип и заблуждение о драг-артистах — это, что все они якобы занимаются эскортом. Со стопроцентной уверенностью могу сказать, что это не так. Парни, которые приходят в драг-культуру и драг-шоу, — это исключительно творческие люди. Они покупают парики, каблуки, перевоплощаются на сцене ради искусства, ради того, чтобы передать свою внутреннюю артистическую натуру, актерское мастерство.

Поэтому, наверное, самый главный стереотип — именно про эскорт, и я уверенно могу его опровергнуть. Люди в драг-культуре — это артисты, актеры, творческие личности, которые хотят перевоплощаться на сцене, сыграть хоть Золушку, хоть Серого Волка. Сцена в клубе — это как маленький театр, где собираются люди, чтобы воссоздать какой-то номер. Да, там бывает пошлый юмор, откровенные линии, но, в конце концов, мы все взрослые люди. И да, в шоу может быть сексуальный подтекст, но он всегда с юмором.

Драг-артисты — это, в первую очередь, творцы, и этот стереотип я готов разрушить в том числе на своем примере.

 

 

О принятии обеих личностей в себе

Я думаю, что именно Melody Rose со мной, наверное, навсегда, потому что, как я и говорил, это мое альтер эго. Это та внутренняя часть меня, которая в какой-то момент помогла мне пережить многое и стать сильнее. Поэтому я не могу сказать, что когда-то избавлюсь от нее. Был в моей жизни период, когда я думал, что все это — не мое, что я от этого откажусь, потому что мне плохо или это мешает.

Сейчас, наверное, я стал меньше выступать, больше работать на своей основной работе, но все равно раз в два месяца во мне просыпается желание нанести макияж, надеть парик, каблуки и просто спеть. Просто включить музыку и выступить так, как мне хочется. Поэтому я думаю, что Melody останется во мне навсегда.

Единственное, что мешало раньше, — это то, что во мне живут два человека: Ербол и Melody. И в какой-то момент они просто не могли договориться. Потому что сцена — это все равно вечеринки, шоу, ночная жизнь. И порой это мешало жизни Ербола: приходить на работу, вести записи, делать людей красивыми. Внутри я просто не мог найти баланс.

Сейчас я четко понимаю: Ербол — это заработок и жизнь, а Melody — это отдушина и сцена. Поэтому Melody останется во мне навсегда, просто в других условиях и не так часто.

Так что всем любви! Танцуйте, если вам хочется. Живите, если вам хочется. Совершайте глупые ошибки, если вам хочется. И никогда, никогда не предавайте себя.