Личный опыт«Дурка — это не место, где тебя вылечат, а место, где ты поймешь, что делаешь глупости»
Пациентка психбольницы — об избиениях со стороны санитаров и работе за сигареты

Психиатрические больницы в Казахстане далеки от идеала. Как отмечали в Национальном центре по правам человека, эти учреждения чаще нацелены на контроль, сдерживание и изоляцию пациентов, а вовсе не на лечение или реабилитацию. Также в психбольницах зачастую не обеспечиваются адекватные условия проживания, а случаи жестого обращения — замалчиваются.
Мы поговорили с девушкой, которая проходила лечение в психиатрической клинике. Она рассказала, как столкнулась с тотальным нарушением собственных прав и издевательством над другими пациентами. Публикуем ее историю.
Текст Таисия Королева
Редактура Султан Темирхан
Иллюстрации Айдана Самай
Полина,
лежала в больнице больше месяца в 2023 году
Как попала в больницу
Я проживаю в Усть-Каменогорске. На момент попадания в больницу мне было 19 лет. Попала туда по причине попытки суицида. Вызвала скорую сама: думала, что мне помогут. Меня сразу же положили в осмотрительную палату. Никому из родственников не сообщили о том, что я здесь. Более того, полностью лишили связи, телефона, личных вещей. Дали только халат.
Меня положили в одну палату с людьми, у которых деменция и шизофрения. Это просто комната с четырьмя камерами, расположенными по всем углам. Все направлены на больных. А также 12 кроватей, приставленных друг к другу.
Меня сразу же привязали. Я начала плакать, мне было очень страшно. Первые несколько дней мне даже не давали никакого договора о госпитализации, но зато сразу же дали таблетки. Я спросила, что это такое — мне ответили, что это просто снотворное, чтобы я уснула. На следующий день медсестра сделала мне укол, даже не сказав, что это. После него я проспала больше суток.
При поступлении сначала кладут в специальную палату, а потом переводят в обычную. Выходить из этой палаты было запрещено, мы даже ели внутри. На входе сидели две санитарки, а к двери был приставлен стол. Если ты хотел в туалет или помыться, приходилось кричать об этом со своей кровати, чтоб одна из санитарок услышала. И тогда уже они брали за руку, вели в туалет, стояли рядом. Если ты наврал, чтобы выйти из палаты, то наказывали. Либо не давали сигареты сутки, либо опять связывали.
Мне поставили диагноз: эмоционально-неустойчивое расстройство личности. При этом сказали, что я просто импульсивный подросток, который имеет свойство привлекать внимание порезами, и что дурка — это место, не в котором меня вылечат, а в котором я пойму, что я делаю глупости.
Когда ты просыпаешься, санитарам абсолютно все равно, чем ты будешь заниматься. Единственное, что их волнует — чтобы твоя кровать была заправлена
Распорядок дня в лечебнице
У нас был подъем в 6:30 утра, а завтрак в восемь. На то, чтобы умыться и заправить постель, выделяли полтора часа. В туалетной комнате находилась всего одна раковина, поэтому вся толпа больных шла умываться разом. Но мне повезло: в палате, где лежала я, была раковина. Когда ты просыпаешься, санитарам абсолютно все равно, чем ты будешь заниматься. Единственное, что их волнует — чтобы твоя кровать была заправлена.
Далее мы шли на завтрак. В основном подавали кашу либо молочный суп, без соли, без сахара, без ничего. Еще хлеб, один кусочек, и кусок масла. После завтрака все выстраиваются в коридоре, чтобы получить таблетки. Из-за того, что многие выплевывали таблетки, ввели правило проверять рты. Вроде ничего такого, но рты всем проверяли одними и теми же перчатками. Ни о какой гигиене не было речи.
Эти таблетки ты выпил и все: до 12:00 просто болтаешься по зданию, ничем не занимаешься. Три журнала на все отделение и телевизор, который включают на два часа в день. Из приемов пищи еще полдник, обед и ужин. Всю еду им привозили из какой-то кафешки в огромных флягах, которые затаскивали и поднимали на этаж сами пациенты. Разгружали все тоже самостоятельно. Приносить соль запрещали.
В полпятого у нас был ужин, и все, до отбоя ты голодный. Единственное, в семь вечера нам разрешали кушать то, что приносили родные. Если тебе ничего не принесли, не ешь. Запрещено даже угощать других девочек. В девять часов отбой, вот и все расписание дня.
Никаких занятий, прогулок, терапии не было. Из развлечений разрешали приносить книги, а еще было несколько журналов с кроссвордами на отделение. Правда, карандаши и ручки проносить было запрещено.
Мы не общались с санитарами и медсестрами. И к врачу нам запрещали выходить. Когда мы просились на беседу к психотерапевту, нас игнорировали: просто кормили завтраками, что беседа обязательно случится.
Мылись мы раз в неделю, полностью под присмотром. За все время моего лечения, я принимала один антидепрессант: сначала было 50 миллиграмм, потом стало 25. Когда я спросила причину такой резкой смены дозировки, причем без консультации с терапевтом, мне объяснили, что в больнице не хватает таблеток.
Когда я спросила причину такой резкой смены дозировки, причем без консультации с терапевтом, мне объяснили, что в больнице не хватает таблеток
Принудительный труд, наказания и местная валюта
Нас связывали в качестве наказания: например за то, что отказывались помогать санитарам и медсестрам. В больнице была такая схема: большинство дееспособных пациентов работали за сигареты. Мыли больных, меняли памперсы, возили неходячих пациентов на колясках. Также мыли полы каждое утро и вечер. За это давали одну сигарету, больше ничего.
Сигареты — это такая местная валюта, все решалось с их помощью. Некоторые дрались за сигареты или даже ставили себе сами синяки, чтоб их пожалели и дали покурить. Многие прямо угрожали, что задушат во сне, если не поделишься сигаретой. Санитары на это никак не реагировали.
Самостоятельно покинуть больницу нельзя. Я интересовалась, просила родственников, но их даже не пускали ко мне. Первые две недели нельзя было увидеться даже через окно. Когда я попыталась поговорить с братом через решетки, меня наказали: привязали на полсуток. Сестра тоже приезжала поговорить к врачу, но им начали угрожать, что если продолжат так бегать, то их положат рядом со мной.
Медсестра советовала, если я хочу быстрее выйти, мне надо просто сидеть и ждать, ничего не спрашивать, не проситься на беседу к врачу, не просить телефон, не плакать. За все время, что я там была, мне дали позвонить всего один раз, когда я сказала, что у меня закончились прокладки. Все остальное время я брала телефон только нелегально, некоторые санитары давали мне свой. Так я и держала связь.
Истории соседок по палате
В основном физическое и психологическое насилие применялось к тем, кто не мог никак ему противостоять: к старым бабушкам или тяжелобольным. Меня тоже били, но реже и только первое время. Потом они поняли, что я могу пожаловаться, и стали изобретать другие способы наказания для таких, как я.
Лежала взрослая женщина, у которой случались эпилептические припадки. Мы ее сами откачивали, даже не зная, как это делается. Потому что санитарки снимали ее приступы на камеру и отправляли родным с подписью: смотри, в каком месте я работаю.
Правила в больнице очень строгие, но соблюдать их обязаны не все. Например, всем больным запрещено иметь бритвы и другие острые предметы. Но некоторые девочки, которые лежали там уже много раз, имели при себе бритвы, ножи, пилочки, зеркала. Об этом знали медсестры, но скрывали от других больных. Правда, все равно большинство об этом знало.
Так, одна из девочек пронесла маленькое зеркальце и порезала себе вены прямо в палате, а обвинили в этом ее соседку. В итоге девушку перевели в острое отделение для больных, которые проживают там на протяжении всей жизни. Там живут семьями, встречаются, рожают детей. Это просто большое здание, в котором находятся все — как тюрьма. Выйти из него очень тяжело, шансы почти нулевые. Я общалась с девочками, которые там живут, и они считают это своим домом. Можно сказать, смирились.
Интересно, что некоторые лежали без диагноза: просто врачам нужно было заполнить больницу. Точно также и выписывали: если мест не хватало, часть девочек отпускали.
Физическое и эмоциональное насилие
Я была свидетелем сексуализированного домогательства. К счастью, это поведение сразу обрубили, когда мы сообщили главврачу. Санитарка домогалась девочки, которой было 14 лет. Она водила ее в ванну и постоянно трогала. Бедная девочка жаловалась, но ей никто не верил. А потом я сама это увидела: санитарка пыталась потрогать ее за грудь, гладила талию. Мы коллективно рассказали о домогательствах главврачу, после этого я не видела в больнице эту санитарку. Слава богу, эта проблема решилась так, но я думаю, что это скорее благодаря огласке. Потому что об этом начали трубить все пациенты. Рассказывали родственникам, главврачу, санитарам. Я думаю, что если бы об этом не говорили, никто бы ее не уволил.
Физическое насилие стало привычным для нас. С нами лежала женщина, она плохо понимала, что происходит: у нее были деменция и склероз. Ее постоянно били за то, что она медленно ходила. Санитаров это бесило, они могли пнуть старушку. Таких случаев было очень много, но это касалось в основном тех, кто был беззащитен. Это зависело от того, поверят ли человеку, если он расскажет о насилии.
Меня пару раз ударили: давали пощечину, толкали, несколько раз прилетали подзатыльники. Но когда я дала отпор, меня стали наказывать по-другому: игнорировали и настраивали других девочек против меня. Медсестры так друг другу и говорили: не бейте тех, кто может об этом рассказать.
Любое проявление эмоций, не только отрицательных, описывалось как нестабильное состояние. Мне так и сказали: если ты хочешь, чтобы тебя быстрее выпустили, тебе стоит просто молчать и ждать
Как выйти из психиатрической лечебницы
Любое нарушение правил больницы считается «нестабильным состоянием». Например, отказ от сна во время сонного часа, агрессия, слезы, чрезмерная радость. Любое проявление эмоций, не только отрицательных, описывалось как нестабильное состояние. Мне так и сказали: если ты хочешь, чтобы тебя быстрее выпустили, тебе стоит просто молчать и ждать.
Через некоторое время я начала думать, что реально схожу с ума. Потому что я говорю санитарке что-то, а по ее словам я все выдумываю. В целом вся коммуникация строилась на газлайтинге. Все, что мы слышали, это «тебе показалось», «не придумывай», «уходи отсюда».
Из-за того, что ты находишься в таких условиях, становится только хуже. Мне должны были там помочь, но у меня возникали мысли только как оттуда сбежать или как совершить суицид. Можно сказать, идет регресс, болезнь только развивается.
Что ответили в учреждении
Мы направили запрос в учреждение, где проходила лечение героиня материала. В частности, мы спросили, были ли случаи физического насилия, как часто пациенты получают консультации психотерапевтов и разрешено ли им звонить родным.
Нам сказали, что физическое насилие не применяется к пациентам. Касательно связываний пояснили, что такие методы действительно возможны, однако «осуществляются при постоянном контроле медицинского персонала» и применяются только в тех случаях, когда, по мнению врача-психиатра, «иными методами невозможно предотвратить действия госпитализированного лица, представляющие непосредственную опасность для него или других лиц».
Принуждение к физическому труду также запрещено. Насчет звонков родным пояснили, что пациенты имеют право на пользование мобильными телефонами, однако ограничение также может накладываться «по психическому состоянию».
Касательно процесса лечения нам ответили, что кроме медикаментозного лечения в некоторых случаях применяются также психотерапевтические методики и физиотерапия. А медицинские работники учреждения обязаны проходить курсы повышения квалификации раз в пять лет. Также нам подтвердили наличие «наблюдательной палаты»:
«Наблюдательные палаты, куда помещаются пациенты, которым назначен строгий режим наблюдения согласно психическому состоянию. Строгий режим наблюдения — круглосуточное непрерывное наблюдение в наблюдательной палате, постоянное сопровождение медицинским персоналом в отделении и за его пределами. Строгий режим для пациентов устанавливается для пациентов при непосредственной опасности для себя и окружающих, беспомощности, то есть неспособности самостоятельно удовлетворять свои жизненные потребности, при отсутствии надлежащего ухода, возможном нанесении существенного вреда здоровью, если лицо будет оставлено без наблюдения».
Комментарии
Подписаться