Фельдшер скорой помощи — это тяжелая работа, часто предполагающая ночные смены, абсурдные поводы для вызова и эмоционально нестабильных пациентов. В регионах эта профессия становится еще сложнее: например, по данным Минздрава, в Северо-Казахстанской области существует дефицит врачей, а средняя зарплата в регионе — самая низкая по стране. 

Мы поговорили с Мадиной — фельдшером из Петропавловска. Она рассказала о буднях неотложки, абсурдных вызовах и профессиональных суевериях, в которые верят даже те, кто работает с медициной каждый день.

Текст Ясмин Абдулкасимова

Редактура Никита Шамсутдинов

 

Мадина

фельдшер из Петропавловска, работает 9 лет

 

 

О тяжести первого года работы

Первые полгода мне было невероятно тяжело — морально и физически. На фоне стресса я сильно похудела, почти после каждой смены плакала. Казалось, что все делаю не так. Приходила домой и не могла уснуть — тревога просто не отпускала. Я переживала за каждого пациента, с которым была.

Особое беспокойство вызывала «оранжевая коробочка» — у фельдшеров там хранятся наркотические препараты (обезболивающие вещества — прим.ред), и она всегда должна быть при себе. Мне снились кошмары: будто я ее потеряла, разбила.

А еще был наставник — настоящий «Быков» из сериала: постоянно кричал, ругался. Но, пройдя эту школу — моральную, физическую, умственную — я стала тем, кто я есть сейчас. Поверьте, первый год — это настоящий ужас. Когда ты впервые выезжаешь на вызов, а там человек без сознания — тебя трясет. А когда сталкиваешься со своим первым трупом до приезда — это остается с тобой навсегда. Я до сих пор помню адрес, во что был одет человек, как он выглядел. 

Сейчас все иначе. Уже не беру все так близко к сердцу. Раньше, например, тяжелыми были вызовы к онкологическим пациентам, которых уже выписали домой, потому что лечение не помогало, и я приезжала к ним просто снять боль. Многие из них — пожилые, делились своими историями, постоянно с нами прощались. В первый год такие встречи ломали меня. Сейчас я умею держать дистанцию, хотя, конечно, память обо всем остается.

 

 

О приходе в профессию 

На четвертом курсе, когда проходила практику на скорой, я просто влюбилась в эту работу. Поняла — все, больше нигде себя не вижу. Хочу только туда.

Сразу после учебы устроилась на полставки — первая зарплата была 35 тысяч тенге. Я отрабатывала свои 7 смен, но в выходные напросилась в бригады к опытным фельдшерам. Получалось, что почти весь месяц я была там. Благодаря этому быстро набралась знаний, и вскоре меня уже ставили на линию на полную ставку, а потом и на полторы. 

 

 

Оказалось, из-за нехватки финансирования сократили количество машин — с 20 до 5 или 8. В списке на увольнение было больше 150 человек 

 

 

Но в какой-то момент все резко изменилось. Я попала в больницу с аппендицитом, и прямо перед операцией мне пишут подруги: всех уволили. Оказалось, из-за нехватки финансирования сократили количество машин — с 20 до 5 или 8. В списке на увольнение было больше 150 человек. Оставили только тех, кто давно работает.

Меня не уволили, но когда я вернулась с больничного, сказали: максимум одна ставка, без дополнительных смен. А у меня тогда уже был кредит по семейным обстоятельствам — одной ставки было недостаточно. Многие коллеги ушли тогда в поликлиники, на неотложку. Говорили, что руководство хорошее, дают полторы ставки. Я решила попробовать. Уже в первый месяц мне дали столько смен, что стало ясно: ухожу. Даже не доработав до конца месяца, уволилась со скорой и устроилась туда же. 

С тех пор работаю в неотложке при поликлинике. Это было в 2018 году. Формально все тогда ушли по собственному желанию — так попросили. Нам просто сказали, куда можно устроиться.Теперь я к своему месту привыкла. Назад — уже не тянет. Здесь всё рядом: и садик, куда ходят дети, и вторая работа. Вся жизнь постепенно выстроилась вокруг этой поликлиники. Всё сложилось так, как должно было. 

 

 

Об отсутствии стабильности

Медицина — это совсем не про стабильность. Если вы думаете идти в эту сферу — сто раз подумайте. Даже если вы устроились официально, это не гарантия, что вас не сократят. Могут уволить в любой момент — «оптимизация», «сокращение расходов». 

Зарплата? Тоже не постоянная. Есть понятие «дорогой» и «дешевый» месяц — все зависит от производственного календаря. В «дорогом» месяце за 22 смены по 12 часов можно получить 240 тысяч тенге. А в следующем — за ту же самую работу — уже 200. И таких хороших месяцев в году максимум два-три. Остальное время — «дешевое». Хотя работаешь одинаково тяжело весь год. 

А еще можно в один день просто потерять профессию. Останется вариант — пойти медсестрой. А для этого нужен новый сертификат, и весь мой опыт — 9 лет — просто обнулится. Его как будто не было. Мне-то еще ладно, я молодая — справлюсь. А если человеку 58? Или 60? Им что, начинать с нуля? Это уже катастрофа. 

 

 

Мы всегда на передовой: пожары, чрезвычайные ситуации, пандемия — все через нас. А пенсия — как у всех. В 60 лет продолжай таскать носилки, бегать с сумкой 

 

 

И да, никаких льгот у нас нет. Ни по жилью, ни по пенсии. Хотя мы всегда на передовой: пожары, чрезвычайные ситуации, пандемия — все через нас. А пенсия — как у всех. В 60 лет продолжай таскать носилки, бегать с сумкой. Поэтому я всегда говорю: хотите стабильности — идите в полицию или в образование. Там хоть какие-то гарантии есть. В медицине — нет.

 

 

О бестактности пациентов

Медицина сильно меняет тех, кто в ней работает. Каждый день мы сталкиваемся с огромным количеством людей — чаще всего с теми, кто болен, кто в стрессе. А когда человек в стрессе, он не всегда ведет себя адекватно. Это касается и его родственников. Я стараюсь относиться к этому с пониманием.

Но бывают ситуации, когда люди переходят все границы. Просто относятся к тебе плохо — без причины. Приезжаешь на вызов, и чувствуешь, как будто к тебе лезут в душу в самом неприятном смысле. Начинаются вопросы: «А вы кто по национальности?» Скажешь, что казашка — в ответ: «Ой, казашки-то сейчас симпатичные стали, а раньше не очень были».

 

 

«Вы рожали? Нет? Тогда вы не поймете моего ребенка, не подпущу вас. Вы не мать — значит, и врач плохой» 

 

 

Или: «С кем живешь?», «Замужем?», — и это не бабушки спрашивают, а вполне молодые. А бывает: «Вы рожали? Нет? Тогда вы не поймете моего ребенка, не подпущу вас. Вы не мать — значит, и врач плохой». Люди вообще не чувствуют границ. Все, что у них в голове — вываливают на нас. И за годы работы вырабатывается броня. Без нее — никак, особенно в самом начале. Морально это очень тяжело.

Сейчас я уже умею сразу обозначать границы. Вежливо, но четко. Один раз — мягко, второй — уже тверже. И всегда возвращаю разговор к делу: «Вы вызвали скорую. Расскажите, что беспокоит. Какие симптомы? Что принимали?» Все остальное — не по делу. А чего только не предлагают! Гадания, заговоры, «видения». Заходишь по вызову — а тебе уже говорят: «У тебя венец безбрачия!» Пытаешься объяснить, что ты здесь по работе — в ответ агрессия: «Вот, у нас медицина такая!» 

Меня, беременную, однажды проклинали — только потому, что кому-то отказали в госпитализации. Он был пьян, его везти было нельзя. 

В сериалах медики — добрые, ласковые. А в жизни — либо ты сам себя защитишь, либо тебя «съедят». Отсюда и появляются врачи, которые кажутся холодными. Но это просто защита. Хотя чувства у нас есть. Мы сопереживаем. Есть пациенты, к которым прикипаешь душой. Есть постоянные — мы их помним, узнаем, волнуемся за них, особенно если они попали в больницу.  Просто слишком часто встречаются те, кто не дает нам быть мягкими. Поэтому мы иногда кажемся черствыми. Но я уверена — 90% медиков другие. Просто не всем дают быть собой.

 

 

 

 

Как медицина меняет характер

Я все чаще ловлю себя на мысли, как сильно изменилась за годы работы. Девять лет назад, когда только пришла в медицину, я была совсем другой. Тихая, зажатая, не могла взглянуть человеку в глаза, что-то ответить. Боялась всего и всех — просто девочка-девочкой.

Я и сама порой удивляюсь, насколько сильно изменилась. И вижу в этом только плюсы. Сейчас у меня есть характер. Мне лучше не грубить: своего я всегда добьюсь. Медицина дисциплинирует. Ты точно знаешь, что и как делать, какие обязанности и какое отношение к работе нужно. Все строго, все по делу. Хоть работа и тяжелая, я благодарна ей за то, какой стала. Такой, какая есть сейчас.

 

 

О суевериях в работе

Как бы медицина ни считалась точной наукой, у нас, медиков, тоже есть свои суеверия — и, что удивительно, многие из них реально работают. Вот, например: какой первый вызов — такой будет и вся смена. Если я приехала на пятый этаж к ребенку, то весь день будут дети и пятые этажи. Если у первого пациента гипертония и я делаю укол, то и дальше целый день — гипертоники и уколы. А если первый вызов — транспортировка, то все, день по больницам. Даже водители уже знают: если на первом вызове везем, то так и будет весь день.

Еще одно святое правило — никогда не желай «хорошей смены». Особенно в пересменку. Просто молча говорим «пока». Потому что стоит сказать хоть одно доброе слово — жди трэш. Есть и более специфичные штуки. Например, если первый вызов — пациент, у которого «давление скачет уже неделю», то и весь день будут такие. Или если с утра вызов на труп — считай, день пойдет под копирку.

 

 

 

О необычных вызовах

Случай с подмышками

Абсурдный вызов — падает с мотивом: чешутся подмышки. Прикиньте, чешутся подмышки у дедушки 80 лет. Я начинаю звонить диспетчерской — спрашиваю, что случилось, что это вообще за мотив? Она мне начинает объяснять, что вот, мужчина уже 8 часов разрывает их телефоны с тем, что ему нужна скорая, потому что у него чешутся подмышки.

Диспетчеры первое время, конечно же, ему отказывали, давали рекомендации. Но в конце дедушка начал звонить и орать в трубку от того, что он уже умирает от того, что у него чешутся подмышки. И им пришлось оформить вызов.

Приехала я на вызов, и у дедушки в подмышках была живность. Он проживал в антисанитарных условиях, в связи с чем и был зуд у него. Он все сам обработал керосином — ему это никак не помогло, поэтому ничего лучше, чем вызвать скорую, он не придумал.

Случай с жестоким отцом

На втором году работы мне упал вызов: температура у ребёнка. Приехали — встречает пьяный мужчина, лет 35. Проводит в комнату, а там — ребенок забился под кровать, обнимает себя, весь в страхе. Я спокойно пытаюсь поговорить, объяснить, что просто осмотрю. В этот момент он подбегает, хватает ребенка за волосы, оттаскивает к краю кровати и говорит: «Садись». Я, конечно, возмутилась: «Вы что творите?! Это же ребёнок!» В ответ — грубость: «Смотри и вали отсюда».

С горем пополам осмотрела девочку. Поняла: оставлять её с ним нельзя. Спросила про мать — он сказал, ушла два месяца назад, не возвращалась. Старший ребёнок — на учёбе, он, по сути, и следил за сестрой. Мужчина ехать отказался — грубо послал и выгнал. Я тут же позвонила старшему врачу. 

Вместе с сотрудниками увезли ребенка в больницу. Там я все рассказала приемному врачу, девочку сразу госпитализировали. Что с ней стало дальше — не знаю. Мужчина потом еще вызывал скорую, то избитый, то пьяный. 

Случаи с жестокими родственниками

Был вызов к женщине, 42 года. Повод — высокое давление. Приезжаю, а женщина в слезах. Давление — жуткое, глаза в капиллярах от напряжения. Я спрашиваю: «Почему не лечились, не мерили, не пили лекарства?» А она говорит — муж орет, агрессирует, стоит ей только попросить об этом. 

Часто приезжаешь — женщина с температурой, с тремя детьми на руках, а муж валяется в зале. Ей и скорую встретить надо, и детей укачать, и еще с тобой поговорить

Женщина после инсульта. Лежачая. Два года назад парализовало. У нее трое детей, один — с ДЦП. Меня встречал как раз младший, лет 7–8. Помогал мне: принести, подать, на стульчик посадить. А отец? В зале, на диване, телек смотрит. И вот жена в слезах, ребенок помогает — а он даже слова не сказал. Это, к сожалению, не редкость. Часто приезжаешь — женщина с температурой, с тремя детьми на руках, а муж валяется в зале. Ей и скорую встретить надо, и детей укачать, и еще с тобой поговорить.

А когда мужик заболеет — вся семья на ушах. Родственники, соседки, чуть ли не МЧС вызывают. Почему это стало нормой? Почему столько жестоких, безразличных мужей? Почему женщина, которая родила троих, должна еще и выживать в такой обстановке? Реально больно видеть.

 

 

Случаи с верующими

Не хочу никого обидеть, правда. Но, честно, некоторых верующих я вообще не понимаю. Ведь вера — это про добро, про помощь, про светлое. А по факту — вот как бывает. Был у меня вызов к ребенку лет семи с температурой. Осмотрела — обычная вирусная инфекция. Начинаю давать рекомендации: теплое питье, полоскать горло, при температуре — парацетамол. 

Только я произнесла «парацетамол» — и мамочку понесло: «Мы верующие! Вы оскорбляете нашу веру! Пейте свой парацетамол сами! Вы убийцы!» — и в таком духе еще минут десять. Я сижу и думаю: откуда я должна знать, что они лечатся только святой водой? От температуры — святая вода, от горла — тоже.

Я спрашиваю: «А зачем тогда вызывали?» — в ответ молчание. Они и рекомендации слушать не хотят, и лечиться не собираются. Только вызывать, жаловаться, обвинять. Говорю: «Я сама этот парацетамол пью, своим детям даю. Это нормально». Но нет — у них своя вера, и никакие аргументы не работают.

А еще бывают семьи, где не пускают в дом фельдшера-мужчину. Требуют женщину. Хотя понятно, что бригады распределяются по очереди, выбирать нельзя. Или вот пост. Люди болеют, температура, состояние тяжелое — но пост не прерывают. Хотя разрешено. Но все равно вызывают, мучаются, жалуются, но даже жаропонижающее пить не хотят.  

Я не против веры. Но иногда просто не понимаю, зачем звать скорую, если ты даже слушать не готов.

 

 

Случай с воровством

Был случай: девочка украла вещи в магазине. Охрана ее сразу поймала — там куча камер — и вызвала полицию. Сотрудники забрали ее к себе в будку, начали оформлять кражу. В этот момент она достает канцелярский нож и начинает полосить себе руку. Говорит, что у нее кровотечение. Полицейские видят: просто царапины. Просят успокоиться, а она начинает истерить: ей плохо, она теряет сознание, рука отнялась. 

Они вызывают скорую. Я тогда только первый год работала — и еще не знала, что бывают такие, кто может так симулировать. Девочка начала жаловаться на жгучую боль в груди, потом — что рука не двигается. Шарахалась по будке, начала трястись, будто в конвульсиях. Потом, видимо, устала. Я пытаюсь открыть ей глаза — а она сжимает веки, не дает. Думает, наверное, что без сознания человек должен как-то специально себя вести. Но не дает даже посмотреть. 

В итоге нужно было просто, чтобы ее куда-то увезли. Пришлось отвезти с этой царапиной в травмпункт. Хотя все это она сама себе сделала. Я пыталась объяснить: если ты попадаешь в больницу после того, как пыталась вскрыть себе вены — тебя могут поставить на учет. Но ей было всё равно. Она даже вещи не отдавала — продавцы стояли, требовали: верните украденное. 

 

 

Случай с бабушкой и агрессивным сыном 

У нас на участке живет бабушка, ей 90 лет. Часто вызывает неотложку из-за давления. Раньше с ней жил внук-наркоман — избивал ее, отбирал пенсию. Его посадили. Бабушка снова вызывает — с очень высоким давлением — и рассказывает, что теперь ее доводит сын-алкоголик. Он тоже агрессивный.

 

 

Сама звонила в полицию, сказала, что ситуация критическая. В ответ: «Все заняты. Как освободится экипаж — отправим» 

 

 

Когда я приехала, в комнате никого не было. Я начала ставить укол, и тут вбегает сын. Сначала снимает на телефон, потом выключает и начинает на меня орать матом прямо в ухо. В конце говорит: «Если моя мать сейчас умрет — я тебя убью». На крик прибежала его жена, начала его оттаскивать и говорит мне: «Не бойся, я вызвала полицию полчаса назад. Сейчас приедут». А я до этого уже просила его отойти — он мешал, загораживал свет. Еле-еле укол поставила — под крики, маты и угрозы. А потом не могла выйти — он стоял у двери. Сама звонила в полицию, сказала, что ситуация критическая. В ответ: «Все заняты. Как освободится экипаж — отправим».

Хорошо, давление у бабушки снизилось. Пока жена его увела, я просто выбежала из квартиры. Бабушка — добрая, хрупкая, почти не ходит. Сидит на своём диванчике, рядом стульчик, вода. И я до сих пор не понимаю, как можно так кричать и угрожать пожилому человеку. Это страшно.

 

 

Случай со страшным домом

Был один вызов, я туда приезжала уже во второй раз. Ужасно старый дом, больше похожий на подвал. Свет нигде не горит, полная темнота. Такое чувство, будто людей там вообще быть не должно. Я пришла — и первое время мне вообще никто не открывал. Только в зале горит маленький свет.

Пациент стоит на учете у психиатра, диагноз — шизофрения. Когда я попала к нему в первый раз, он сидел в углу в этой темной комнате, где только узкий луч света, качался на кресле и просто молчал. Я стояла и думала: что делать, почему он молчит? Начала спрашивать: что беспокоит, зачем вызывали скорую? На что он не отвечает. Только потом говорит: «Голоса сказали».

Я спрашиваю: какие голоса? Он отвечает: «Голоса в моей голове. Сказали, что у меня болит спина и надо вызвать скорую». Я говорю: ясно. Он говорит: «Если вы хотите посмотреть — у меня есть бумаги». И там действительно стоит целый стол, на котором куча медицинских документов: выписки, МРТ, ПТ, заключения. У него реально есть остеохондроз, протрузии, проблемы с поясницей. Я поставила обезболивающее — и все.

 

 

Случай с вызовом за сигаретами

У нас был вызов к девушке с психиатрическим диагнозом. По приезде оказалось, что ее мамы дома нет — ушла в магазин. Девушка увидела, что мама оставила телефон, и сама вызвала скорую. Открыла форточку и начала оттуда кричать: «Купите мне сигареты, мне плохо, я хочу курить!» Кричала, показывая нам пятитысячную купюру: «Пожалуйста, купите сигареты, остальное оставьте себе. Таксисты отказались, я не знала, что делать, вызвала вас».

Мы, конечно, в этой просьбе ей отказали, объяснили, что такими вопросами надо заниматься с мамой, а не с бригадой скорой. Развернулись и уехали.

 

 

Случай с бабушкой и паранойей

Еще был случай с пожилой женщиной, у которой уже была сформирована тяжелая форма психоза. Она вызывала скорую по 5–6 раз в день, потому что якобы зять хочет ее убить. При этом жаловалась на головокружение, слабость, одышку — но по факту ничего не было, она спокойно ходила по квартире. 

Когда мы спрашивали, как ее якобы пытаются убить, она говорила: «Зять пускает плохие волны с улицы — они отравленные». Потом говорила, что со спутника ей что-то травят. Потом — что он отравил все трубы и пускает газ через вентиляцию. Если просто слушать — звучит как абсурд, но для нее это было реальностью. Так продолжалось несколько лет, пока дети наконец не вызвали психиатра. Ей назначили лекарства, и все прошло.

Она жила в квартире с 5–7 замками на двери. Все окна, трубы, вентиляции — были заклеены. Это уже серьезный диагноз, и если бы дети обратились за помощью раньше, нас бы она не гоняла просто так столько времени. 

 

 

Случаи с пьяными людьми 

Люди в алкогольном опьянении — это вообще отдельная категория пациентов. И каждый вызов с ними — это либо полная ерунда, либо что-то странное. У нас был случай: нужно было перевезти пациента из одного приемника в другой. В документах написано — «тяжелое алкогольное опьянение, судороги».

Приезжаем — никаких судорог нет. Невропатолог исключает эпилепсию, ставит алкогольное опьянение, отправляет в другую больницу. До этого пытались его увезти, но он просто не вставал — вообще никак. Ноль реакции. Пришлось грузить на носилки. А это, простите, двухметровый бугай — и в ширину, и в высоту. Только девочки в приемнике: медсестра, врач и я. Один водитель — мужчина. Вчетвером тащили.

И вот едем. Слышим — что-то шуршит. Оказалось, ему неудобно: голова в носилках упирается. И он взял аппарат ЭКГ, подложил под голову, сделал себе «подушку» и спокойно заснул.  

Приехали. Я говорю: «Вы вообще в своем уме? Вас только что толпа женщин поднимала!». Он молчит, только мычит что-то. Пришлось звать на помощь сотрудников — они сказали, что он в целом нормальный, все понимает, но делает вид, что спит.Похоже, ему просто негде переночевать. И вот он устроил «вызов», чтоб поспать: потревожил нас, приемный покой одной больницы, потом другой. 

И попробуй его выгнать — снимут на видео, обвинят, что выкинули человека на улицу, начнутся скандалы. Он просто пьяный, ему поспать надо. А страдают десятки людей.

 

 

Советы будущим фельдшерам

Многие из вас, будущие фельдшеры, боятся — и это нормально. Но я хочу вам сказать: у вас все получится, если вы сами в себя поверите. Когда я только закончила колледж и пошла работать, я тоже боялась.Я смотрела на старших коллег, на их знания, умения — и думала: «Господи, да как они всё это помнят?» 

Фельдшер на скорой должен знать всё — от педиатрии до неврологии, от гинекологии до терапии. Мой совет: в первый год максимально держитесь за опытных. Катайтесь с ними вне своих смен, берите карточки, переписывайте, учите. Я так и делала — каждый вызов, каждый диагноз. И с опытом вы начнете чувствовать: по жалобам уже угадываешь, что не так. Потому что у нас нет УЗИ, КТ или МРТ. У нас — тонометр, пульсоксиметр, ЭКГ и голова на плечах. Вы должны в этом разбираться. Именно ваши знания решают, куда повезти пациента, и как ему помочь.

И не бойтесь спрашивать. Я, например, перед тем как выйти в одиночку на линию, три месяца проходила тестирование. Меня гоняли по ОКС, ОНМК, острому животу и всем неотложным состояниям. Никто вас просто так на линию не выпустит — вы сначала всему научитесь. Главное — не бойтесь, дерзайте, и всегда помните: если рядом нет никого, кроме вас, спасти можете только вы. Или никто.