Личный опытЯ живу с раком яичка

Виталию Величко — 21. Он учится на гранте, с уверенностью смотрит в будущее и с теплом вспоминает прошлое. Последние полтора года он живет с диагнозом «Рак яичка». В декабре этого года метастазы обнаружили в головном мозге, годом ранее — в легких. На жизнь Виталий не жалуется, но не скрывает — если болезнь не лечить, то он умрет.

Сейчас Виталий собирает деньги на лечение в Турции, где проводят высокодозную химиотерапию с трансплантацией костного мозга. Проблем добавляет ситуация с коронавирусом, когда передвижение между границами стран сильно ограничено.

Мы поговорили с Виталием о компетенции казахстанских врачей, сложностях химиотерапии и отношении к жизни — до болезни и сейчас.

О детстве и начале болезни

С детством мне повезло: любящая семья, хороший детский сад, прекрасная школа. Остались только счастливые воспоминания. Я ходил на плавание, занимался тхэквондо — был полностью здоровым, не считая редких простуд.

В старших классах понял, что нравятся общественные науки и задумался о поступлении на экономический факультет. Окончил школу, успешно сдал ЕНТ и поступил на грант в IT-университет на менеджера. После первого курса появились легкие боли в паху, которые становились все сильнее и сильнее. Позже увеличилось яичко, но я продолжал чувствовать себя нормально, ходил в универ.

Однако долго так не продлилось и мне стало хуже: по ночам начал сильно потеть, яичко стало еще больше, а боль в паху превратилась в постоянную. Изучил интернет — испугался, что рак. Тогда решил идти к врачу. 5 сентября 2018 года обратился в 12-ю горбольницу, где врач приемного покоя после осмотра поставил диагноз — «эпидидимит» (воспаление придатка яичка, иногда сопровождается воспалением самого яичка — Прим. ред), назначил антибиотики и предупредил: если в течение пяти дней не будет улучшений, сразу в больницу.

Желая получить второе мнение, мы начали искать специалиста уролога. Долго искать не пришлось — родственники посоветовали уролога Геннадия Красильщикова, назвали его большим профессионалом. Когда я пришел к нему на прием, он стал перечислять варианты: «Ну что это может быть? Первое — рак, вычеркиваем сразу, потому что этого не может быть никогда». Это меня успокоило. Он также поставил диагноз «эпидидимит» и сказал: «Ничего страшного, у парней в твоем возрасте такое сплошь и рядом, можешь ходить в университет, не переживай». Рекомендовал дальше принимать антибиотики и накладывать водочные компрессы. На первое время боль уменьшилась, и я расслабился.

Я аллергик, поэтому во время приема антибиотиков у меня случился отек Квинке, и я сразу прекратил их прием. Срочно пошел к врачу, но он опять успокоил: «Ничего страшного, давай попробуем поколоть лидазу». Мама переживала, спрашивала, может, стоит пройти дополнительное обследование, на что он посоветовал перестать мне прислушиваться к организму и ни в коем случае не идти на операцию. Я окончательно усомнился в его компетенции и пошел в частную клинику. Там врач не стал скрывать, что все плохо, и сказал срочно вызывать скорую, ехать в больницу.

Так я вновь оказался в 12 городской больнице. Мне назначили экстренную операцию — грозило удаление яичка. Однако перед операцией поняли, что проблема в другом, и направили в онкологию. Результаты цитологии и гистологии не показали ничего страшного. Заведующая попросила маму прислать ей на вотсап мое УЗИ, чтобы она показала его онкоурологу. И врач сразу назначил: сделать МРТ и сдать три онкомаркера. МРТ показало герминогенную опухоль яичка.

Меня направили в НИИ онкологии, где я попал к онкоурологу Зие Бахшиевичу. Он провел осмотр и назначил мне операцию по удалению яичка. Перед этим я сдал кровь на онкомаркеры. Когда получил результаты, не мог разобраться: в графе с нормой указали значения бета ХГЧ 2.5, а у меня было 1 000. Думал, может, запятая где-то неправильно стоит? Это был первый момент, когда всерьез подумал: возможно, рак.

О первом дне с диагнозом

Мне провели операцию, яичко отправили на гистологию, но прямым текстом о раке никто не говорил. Я продолжал лежать в онкологии с анализами, значения которых расходятся с нормой в сотни раз. Когда маме, наконец, передали выписку с результатами гистологии, я прочел: Эмбриональный рак правого яичка третьей стадии с множественными метастазами. Новость принял спокойно, без шока. Можно даже сказать, что испытал облегчение — все наконец-то встало на свои места. Теперь хоть назначили соответствующее лечение.

Мама не показывала своих чувств, хотя ей, пожалуй, было тяжелее, чем мне. Мы мобилизовались и не раскисали, потому что понимали: необходимо пройти тяжелый путь. Из-за химиотерапии я взял академический отпуск в университете на один год. О болезни, кроме лучшей подруги, никому не сказал. Одногруппникам сообщил, что необходимо пройти лечение.

Когда я лежал в больнице, мать решила пойти к Красильщикову. Когда она сообщила ему, что у меня рак, а его водочные компрессы только усугубили ситуацию, он сказал: «Откуда я мог знать, что у молодого парня может быть рак». Это еще раз подтвердило его некомпетентность: рак яичка распространен у молодых мужчин в возрасте от 18 до 34 лет. Вместо извинений он отрицал свою вину.

Он продолжал принимать пациентов, поэтому мама решила обратиться в газету и рассказать мою историю. После этого о диагнозе узнали многие знакомые — рассказывать, что у меня рак не пришлось. Так было даже проще.

О болезни, трудностях химиотерапии и влиянии рака на жизнь

После операции мне назначили четыре курса химиотерапии, потом из-за слабого эффекта добавили еще два. Первую неделю капельницу делали пять дней подряд, позже раз в неделю приезжал получить инъекцию.

Когда проходишь химиотерапию, чувствуешь себя ужасно — умирают не только раковые клетки, но и живые. На следующий день всегда появляется рвота, которую не останавливает никакое из лекарств. Сил ни на что нет, пропадает аппетит, постоянно хочется спать. Некоторые курсы давались очень тяжело — казалось, что умру. Но между ними были перерывы, за которые я успевал восстановить силы.

Спустя шесть курсов назначили еще два, но седьмой, последний, я уже не смог пройти — не было сил. Началось повторное обследование, сдача всех необходимых анализов. И тут нам с мамой сообщили, что я выздоровел, и отправили под наблюдение.

Через месяц онкомаркеры повысились. Мне снова назначили химиотерапию, но уже по другой схеме. Нам с мамой посоветовали обратиться в НИИ имени Петрова в Санкт-Петербурге. Там врачи сказали, что произошел маркерный рецидив и необходимо пройти еще четыре курса химиотерапии. Курс выходил дорогим: маме пришлось продать квартиру, потратить все накопления.

Химиотерапия была очень тяжелой, начались осложнения, и я долго лежал в стационаре. Было очень плохо — продолжать лечение я уже не хотел. В конце концов, собрался с силами и прошел еще один курс. После этого мне сделали операцию по удалению забрюшинных лимфоузлов. Эти месяцы, проведенные в Питере, я вспоминаю не только как трудное испытание. Было много счастливых моментов, когда мы гуляли по городу, наслаждались его красотой. Когда анализы показали, что онкомаркеры в норме, меня в очередной раз поздравили с выздоровлением, и мы вернулись в Алматы.

Через месяц онкомаркеры вновь показали повышение. Мне назначили МРТ головного мозга, которое показало единичный очаг. 26 декабря 2019 года мне провели экстренную операцию на мозге и Новый год я встретил в больнице. Сейчас мне предстоит очередной курс химиотерапии, но уже по другой схеме.

Об отношении общества к раку

Когда лучшая подруга узнала, что я болен, то сразу начала подбадривать, говорить, что медицина не стоит на месте. Люди, которые узнавали о заболевании, желали только выздоровления и больше сил.

Внешне по мне сложно сказать, болен я или нет. Те люди, кому не говорил, и не догадывались. Многие думают, что раковый больной — это человек, который лежит в постели и медленно умирает. Поэтому для них это шок. У меня спрашивают: «Как? Ты же молодой здоровый парень, и у тебя рак?»

Сейчас мой главный план — победить болезнь окончательно

Текст: Кирилл Каргаполов

Обложка предоставлена героем