В 2025 году для Казахстана случился удивительный миграционный поворот: уезжающих стало заметно меньше, а возвращающихся — больше. По официальным данным, эмиграция упала до рекордно низкого уровня за последние десять лет. 

Однако уезжающие все же есть — и многие из них строят за границей впечатляющую карьеру. Мы поговорили с тремя казахстанками, которые устроили свою жизнь в Швеции, Германии и Турции. Они рассказали о своей работе, а также поделились опытом переезда и адаптации за границей.

Текст Данияр Бейсембаев

Редактура Никита Шамсутдинов

 

 

Айгерим

Научная сотрудница Стокгольмского университета, исследовательница, Швеция

О переезде в Швецию

В первую очередь мы с супругом переехали в Швецию ради опыта, любого нового опыта. Нам казалось, что сложно понять этот мир, не пожив за пределами своей страны. Хотелось расширить мировоззрение, пожить в другой среде, говорить на другом языке, встречать разных людей, взаимодействовать с разными культурами. Да и просто было любопытно. 

Все это совпадало с моими планами после учебы. Я училась на химика в ЕНУ и хотела заниматься наукой, поэтому мы решили рассмотреть страны, подходящие для этого. Люди из мира химии знают такие имена, как Аррениус или Берцелиус — известные шведские химики. К тому же это родина Альфреда Нобеля и Нобелевской премии.

 

 

 

 

О своей деятельности

Я работаю в в Стокгольмском университете постдоком — это сейчас стандартная должность в науке, в том числе и в Казахстане. После защиты докторской PhD ты не становишься сразу руководителем проекта или профессором — нужно пройти через стадию постдока, чтобы набрать опыт, и уже потом подаваться на такие позиции. 

По сути, это разновидность научного сотрудника. Лично я сейчас отвечаю за научный проект, который является частью большого. У меня бывают студенты-бакалавры и магистранты, которые делают у меня дипломные работы. Я полностью веду свой проект — ставлю эксперименты, анализирую данные, сама планирую работу и обращаюсь к главному руководителю только по крупным вопросам.

 

 

 

 

В чем заключаются исследования

Думаю, многие в какой-то мере знакомы с концепцией криосна, ее часто можно увидеть в научной фантастике. Суть идеи в том, что организм можно заморозить до экстремально низких температур, приостановив его жизнедеятельность без разрушения, а затем вернуть обратно к жизни. Например, чтобы пережить межгалактический перелет длиной в сотни лет.

В криоконсервации все не так драматично. Мы работаем с биомолекулами — такими как антитела или ферритины — которые играют важную роль в медицинских процедурах. Проблема в том, что их очень сложно долго хранить. 

Криоконсервация, благодаря использованию очень низких температур, например жидкого азота, позволяет временно «заморозить» их функцию. Но заморозить нужно так, чтобы не образовывались кристаллы льда: они разрушают структуру биомолекул. 

Автовладельцы знают о жидкости «антифриз», он позволяет воде оставаться жидкой при температурах ниже нуля, примерно до минус 5 градусов Цельсия или около того. В криоконсервации есть похожий принцип. Мы изучаем свойства условного антифриза, который называется глицерол.

Также мы пытаемся разработать метод ультра быстрого охлаждения — со скоростью от 100 тысяч до 1 миллиона градусов в секунду. Такой режим позволяет обойти стадию кристаллизации и сохранить структуру биомолекул

Эта сфера исследований стремительно растет. Думаю, все идет к тому, что органы можно будет сохранять годами для трансплантации. Появятся биобанки, и у нас всегда будет своего рода резервный бэкап разного генетического материала, что крайне важно для исследовательских и медицинских целей.

 

 

 

 

О различиях научной среды в Казахстане и Швеции

Я уехала в Швецию сразу после магистратуры, поэтому у меня нет полноценного опыта работы в Казахстане. До отъезда я работала в лаборатории Назарбаевского университета, но под руководством иностранного профессора. Тем не менее, несколько наблюдений у меня есть, в основном на основе учебы в ЕНУ.

Первое, что бросилось в глаза, — это равноправие во всем, то, что здесь называют горизонтальной иерархией. В Швеции меня удивило, что седовласые профессора, опытные руководители, студенты, постдоки, докторанты — все общаются на равных. К профессору можно обратиться просто по имени, сидеть с ним за одним столом в столовой. 

И этот же принцип действует в работе: твое мнение учитывается, тебя спрашивают, и если тебе кажется, что руководитель ошибается, ты можешь об этом прямо сказать, настаивать, аргументировать. Многолетний опыт и высокая должность не гарантируют, что человек не может ошибаться.

Второй момент — здесь не принято угощать руководителей и профессоров, а тем более дарить им что-то дорогое. На защите моей докторской стол накрыли для меня, и подарки от коллег и руководительницы получила я. Университет оплатил билеты членам комиссии, их обеды, ужины и гостиницы. Даже обычные бутылки воды и стаканы для них принесла администрация университета. Моя задача была лишь в том, чтобы сосредоточиться на диссертации.

Это моя больная тема. В ЕНУ мы отдали всю свою стипендию, чтобы оплатить всей кафедре ресторан и стол для комиссии.

 

 

 

 

О культурных и профессиональных различиях 

У нас, как и в большинстве исследовательских групп, все из разных уголков мира, хотя, казалось бы, я учусь в шведском университете. Именно так и выглядит современная наука во многих странах. Мне нравится, что у нас у всех одна цель — делать что-то важное и полезное для мира и человеческого знания. Нас не разделяют политические ситуации, мы, наоборот, привыкли к разнообразию, спокойно относимся к разным религиям и культурным особенностям друг друга. За обедом мы часто с интересом спрашиваем, что каждый из нас принес, иногда действительно попадаются необычные блюда.

Со временем мы все привыкли к шведскому балансу между работой и личной жизнью. Многие из нас приехали из мест, где переработки — это норма. Сейчас же мы понимаем, что в пятницу после трех нет смысла что-то решать: на имейлы никто не ответит. Я и сама привыкла не отвечать на письма и сообщения в выходные.

 

 

В университете администрация провела целое расследование, чтобы определить, какие возможные опасности могут быть для меня в лаборатории

 

 

Об отношении к матерям

В Швеции, как я уже говорила, очень ценят баланс между работой и личной жизнью, а также равные права и условия для всех. Поэтому, когда мы стали родителями, мы получили хорошую поддержку. 

Я была в декрете и получала 80% своей зарплаты, мужу тоже выделили декретные дни. В университете администрация провела целое расследование, чтобы определить, какие возможные опасности могут быть для меня в лаборатории — к женщинам-ученым, особенно мамам, здесь относятся замечательно. Я ходила на собеседование и выступала с презентацией с четырехмесячным ребенком на руках, с ней же потом участвовала в местной конференции.

Сейчас и мне, и мужу положены больничные, если ребенок заболеет и нужно остаться с ней дома. Конечно, все равно бывает сложно. Но ты знаешь, что у тебя есть права: положенные больничные, отпуски, детские сады, бесплатная медицина. И если совсем тяжело, всегда можно поговорить с руководителем или с администрацией.

 

 

 

 

Совет молодым ученым, которые хотят работать за границей

Все то же старое доброе клише: берите и делайте. Самое главное — двигаться. Как только начнете искать позиции или возможности обучаться в докторантуре, вы начнете находить информацию, узнавать новое, замечать возможности и встречать нужных людей. Мы живем в такое время, когда почти всю необходимую информацию можно найти в интернете.

Я помню, как читала блоги казахстанских докторантов за границей, нашла российскую ученую в Германии, которая тогда делилась своим опытом во ВКонтакте. Писала кучу неуклюжих писем, возможно даже с грамматическими ошибками, европейским профессорам. Но именно через ошибки и приходит мастерство. Нельзя просто взять и сразу сделать все идеально.

Подтягивайте английский — это язык, который дает доступ к мировой информации, будь то наука или что-то совершенно другое. Не теряйте времени: если вы еще учитесь, учитесь хорошо. Не ради оценок, а ради знаний.

У нас очень много талантливых ребят, которые, кажется, думают, что где-то за границей сидят какие-то сверхлюди со сверхзнаниями. На самом деле многие из вас гораздо круче, чем вы сами думаете.

 

 

 

Адиля

Дизайнерка одежды и основательница студии апсайклинга, Германия

О переезде в Германию

Еще со школы я мечтала жить за границей. У меня была старшая сестра, которая училась в Англии, сейчас живет в Штатах, она всегда была для меня примером, и, наверное, мое желание уехать росло именно тогда. Мы часто созванивались с ней глубокой ночью по Skype, и я каждый раз ощущала то самое чувство свободы, будто где-то там жизнь шире, чем мой маленький Петропавловск.  

Я много лет пыталась поступить в Нью-Йорк, Лондон, Париж, и каждый раз что-то не складывалось. Германия изначально была планом Б, последней попыткой. Но именно она и сработала. Я подалась, и все шло настолько гладко, что, казалось, судьба сама выстраивает путь. В какой-то момент мне позвонили из консульства и сказали, что у меня три месяца на выезд. Я собрала чемодан и уехала, буквально в никуда.

Первые полгода я работала где только можно: пробовала компании, подрабатывала в баре, брала фриланс-проекты, продолжала вести заказы из Казахстана. Потом подалась на ВНЖ как фрилансер и мне его одобрили.

В Казахстане у меня уже был свой бизнес, производство в Астане. Это был тяжелый период: я всегда мечтала отшивать свои вещи, но реальность массового производства диктовала свое. После одобрения ВНЖ я поняла: это знак начать все заново, но уже так, как я сама хочу. Создать свое производство, свою студию, свою эстетику.

Я начала с ресерча и изучила рынок. Поняла, как общаться с местной аудиторией и что ей нужно. Сначала работала дома, но быстро почувствовала, что мне нужно пространство и сообщество, чтобы находить клиентов. Поэтому решила искать место в винтажных магазинах, где люди ценят историю вещей и уникальность.

В первом же магазине, куда я пришла с коммерческим предложением, мне сказали, что как раз искали кого-то вроде меня. Я нашла помещение, клиентов и направление. Именно тогда я почувствовала: наконец делаю то, что всегда хотела.

Так я и открыла свою студию KIELI — пространство, где я занимаюсь апсайклингом, ремонтом одежды и пошивом изделий с нуля. KIELI родилась из смеси тоски по дому, желания продвигать свой культурный код, внутреннего бунта и жажды свободы. Это не просто ателье, а место, где я могу создавать так, как чувствую.

 

 

Я каждый раз ощущала то самое чувство свободы, будто где-то там жизнь шире, чем мой маленький Петропавловск

 

 

Почему именно апсайклинг

Если собрать весь мой путь, то кажется, что апсайклинг был со мной всегда, просто я долго этого не замечала. Я выросла в Петропавловске, маленьком городе, где выбор одежды был очень ограничен. У нас в семье была естественная культура второй жизни вещей: все перешивалось, переделывалось, подгонялось под нас семейными швеями. 

Еще Петропавловск был оптовым центром секонд-хенда в Казахстане, и я часто бывала на огромных складах, где тоннами лежала одежда. Каждый раз я выходила оттуда потрясенная: это был очень наглядный масштаб перепроизводства. То количество вещей, которое уже существует в мире, сформировало мое отношение к ресурсам, и к тому, что мы называем мусором.

В университете я продолжила работать из того, что было под рукой: обивка автомобильных салонов вместо неопрена, пленка для натяжных потолков, остатки тканей и индустриальные отходы. Находила материалы случайно, но в каждом видела потенциал. Позже, работая на фабриках, я еще сильнее столкнулась с масштабом остатков производства.

Когда я создала свое производство в Астане, я продолжила работать с тем, что есть: делала аксессуары и изделия из остатков. Но чем глубже я входила в индустрию, тем сильнее ощущала внутренний конфликт. Мода — одна из самых загрязняющих сфер, и некоторое время я даже отказалась от производства и работала художником по костюмам. В итоге апсайклинг стал для меня этичным, устойчивым и честным способом создавать.

 

 

Здесь такой уровень внимания к качеству и сервису — редкость. То, что в Казахстане считается нормой, здесь воспринимается почти как эксклюзив

 

 

Об адаптации к европейскому рынку

В основе моего ателье лежат ценности, которые идут из моих казахских корней. Ателье, ручной пошив, аккуратность обработки — это часть нашего культурного кода, с которым мы вырастаем. И именно этот подход я привнесла в Берлин. 

Здесь такой уровень внимания к качеству и сервису — редкость. То, что в Казахстане считается нормой, здесь воспринимается почти как эксклюзив. Клиенты часто удивляются, насколько быстро и качественно я выполняю работу. 

Помимо техники, я привношу в свою работу и визуальный культурный код. В изделиях и стайлинге использую элементы, вдохновленные казахскими формами — например, силуэты, напоминающие чапан. Для европейцев это что-то далекое и неизведанное, и именно поэтому оно привлекает внимание. Люди останавливают меня на улице, спрашивают, откуда эта форма, что она означает, где ее можно купить. 

Мне важно не только визуально показывать культуру, но и делиться ею через действия и участие. Поэтому в рамках ателье и бренда я развиваю образовательную часть. Сейчас готовлю мастер-класс по созданию амулета-треугольника, вдохновенного тумаром. Он будет в технике апсайклинга: каждый сможет создать свой собственный тумар, вложить в него текст, записку или смысл, который будет поддерживать его в трудное время.

Для меня это способ показать, что культура — это не музейный объект, а живая практика. Что традиции могут быть современными, личными и очень экологичными. И что казахстанская эстетика прекрасно раскрывается в европейском контексте, когда о ней просто рассказывают честно и от сердца.

 

 

 

 

О местных заказчиках

Мне очень нравится местная аудитория. Берлин — это город эмигрантов, и здесь люди очень открыты и лояльны друг к другу. Клиенты часто приходят из разных стран, культур и историй, и это делает работу особенно интересной: каждый приносит свой контекст и свой запрос.

Я люблю апсайклинг, но параллельно обожаю заниматься реставрацией. Это дает возможность видеть изделие изнутри, буквально возвращаться в прошлое. Я всегда представляю, как возвращаюсь ко времени создания этой вещи — почему мастер выбрал именно такой крой, такую обработку, такие материалы. Каждое изделие — это отпечаток эпохи, и для меня это всегда диалог с создателем, мост между поколениями дизайнеров и портных. 

Мне долго казалось, что Казахстан очень далек от мирового модного рынка — и географически, и культурно. Но потом я получила в работу винтажное пальто Christian Dior 50-х годов. Я открыла его изнанку и увидела ту же технику пошива, которая знакома мне с детства, которую я видела у казахстанских мастеров. И в тот момент пришло осознание: мы говорим на одном языке.

 

 

 

 

Об отношении к апсайклингу в Казахстане и Германии

Я выбрала Берлин во многом из-за апсайклинга. Германия в целом очень экологичная страна: устойчивость здесь проявляется во всем, от производства еды до модной индустрии. Но именно в Берлине эта культура чувствуется особенно ярко и органично.

Когда я готовила документы на визу и подавалась заранее на местные вакансии, я впервые увидела, насколько много здесь брендов и дизайнеров работают в устойчивой эстетике. В городе развита культура секонд-хендов и вторичного потребления. Есть множество винтажных магазинов, а каждый район проводит свои блошиные рынки. Люди продают одежду, мебель, посуду — это часть городской жизни.

И, что особенно интересно: на улицах Берлина ты постоянно встречаешь людей, которые сами переделывают свою одежду.

Город настолько свободен, что каждый проявляет себя как хочет: кто-то режет футболку, кто-то вручную перешивает пальто, кто-то собирает образ из совершенно несовместимых вещей. И самое удивительное — здесь людям абсолютно все равно на «идеальное качество». Главная ценность — самовыражение и исполнение своей идеи. Это очень поддерживает культуру апсайклинга.

В Казахстане все устроено иначе. Там секонд-хенд долго воспринимался как чья-то старая одежда, но сейчас, благодаря глобальным трендам, отношение меняется. Люди начинают понимать эстетическую и экологическую ценность таких вещей.

Но при этом у нас всегда существовали свои формы устойчивости. Например, традиция мүшел жас, когда ты даришь близкому человеку свою значимую вещь в знак энергии, уважения, перехода на новый этап. Это очень глубокий жест, по сути — осознанная передача истории вещи.

А еще — влияние постсоветской практичности: мы всегда подгоняли одежду под себя, перешивали, переделывали. Ателье — часть повседневности. Это тоже форма апсайклинга, просто естественная, не концептуализированная. Поэтому можно сказать, что в Европе апсайклинг — это идеология и художественное самовыражение, а в Казахстане — это часть ежедневной жизни, встроенная в культуру.

 

 

 

 

Об изменениях после переезда 

Самое сильное влияние на меня оказала свобода, которую я здесь обрела. Свобода в выражении, в стиле, в том, чтобы быть собой без страха. Берлин — это город эмигрантов, здесь нет единого культурного кода, нет правильного образа. Каждый ищет себя и поэтому каждый свободен по-своему.

Я росла в атмосфере, где мне позволяли экспериментировать, но именно в Берлине я ощутила полную свободу самовыражения. Ты можешь выйти в ресторан в пижаме, без макияжа, без укладки — и никто даже не посмотрит лишний раз. Здесь важна человеческая суть, а не оболочка.

Это напрямую влияет на мой дизайн. Я стала смелее, честнее и глубже в поиске формы, деталей, образов. Я могу полноценно чувствовать, что именно хочу проявить — и не останавливаю себя в своих намерениях.

 

 

 

Сангерим

Менеджерка по продажам контента в медиакорпорации, Турция

О начале работы

Мой путь в медиаиндустрии начался в 2015 году. Мне был 21 год, я только вернулась из Англии и искала работу. С тех пор я успела побывать менеджером по закупке лицензионных прав, директором по правам, программным директором и руководителем отдела закупа и дистрибуции на трех отечественных телеканалах, включая телерадиокорпорацию «Казахстан». 

После почти трех лет работы в корпорации я искала новые пути роста. Должна была уехать в Италию, но судьба распорядилась иначе. Во время рабочей поездки в Стамбул, где мы вели переговоры по совместному проекту «Коркыт Ата», я поймала себя на мысли: какой красивый, многогранный город, как комфортно мне здесь. Тогда я отпустила эту мысль, но ненадолго.

В свою последнюю рабочую неделю в Казахстане я получила оффер на позицию менеджера по продажам контента от турецкой дистрибьюторской компании, базирующейся в Стамбуле. Так началась новая глава моей жизни. Первый год я работала удаленно из Астаны, каждые три месяца приезжая к коллегам в Стамбул. График был невероятно насыщенным: за год я посетила более 13 кинорынков — Сеул, Сингапур, Москву, Канны, Будапешт.

На второй год я все-таки решилась на переезд в Стамбул. Получила приглашение от крупнейшего медиахолдинга Турции — Kanal D — на должность менеджера по продажам контента в странах Восточной Европы и СНГ. С тех пор более трех лет живу в этом городе и продолжаю профессиональный путь здесь.

 

 

 

 

О работе в медиакомпании

Kanal D известен своим большим каталогом и масштабным производством. Каждый год запускается не менее двух новых сериалов: разрабатывается идея, пишется сценарий, утверждается каст. И уже на этом этапе в работу вступаем мы — менеджеры по продажам контента.

В отделе существует распределение по регионам: кто-то отвечает за Латинскую Америку, кто-то за Азию, кто-то за Европу и так далее. У каждого менеджера есть своя база действующих клиентов — телеканалы, PayTV-платформы, VOD-сервисы. Наша задача — презентовать будущий контент так, чтобы он заинтересовал партнеров: рынок очень конкурентный, и важно уметь правильно позиционировать продукт.

Вместе с маркетинговым отделом мы готовим презентации, питчинги, детально изучаем каталоги и следим за трендами. Также участвуем в международных выставках и кинорынках — во Франции, Южной Корее, Сингапуре, и много где еще. 

Я тщательно анализирую каждую страну, канал или платформу, слежу не только за медиа-новостями, но и за мировыми событиями — культура, экономика, политика, социальные тренды, все влияет на наш бизнес.

 

 

 

 

О популярности турецких сериалов

Бум турецких сериалов начался более 25 лет назад, и сегодня это полностью сформировавшийся, мощный международный бизнес. Интерес к контенту остается стабильно высоким. В 2024 году турецкая телеиндустрия экспортировала более 300 проектов в 200 стран, заработав свыше 500 миллионов долларов. Кроме того, сериалы заметно влияют на туризм — появляются авторские туры по съемочным локациям любимых проектов.

Мы продаем контент практически во все уголки мира, за исключением Австралии. Если говорить о востребованных проектах, их часто называют evergreen — вечнозеленые хиты. Это золотая коллекция турецких сериалов, ставшая фундаментом тренда: «В чем вина Фатмагюль?», «Листопад», «Запретная любовь», «Бесценное время» — все это сериалы Kanal D, которые задали высокую планку и до сих пор успешно экспортируются. Многие из них повторно лицензируют каждые три–четыре года, потому что аудитория с удовольствием пересматривает проверенные истории.

Конечно же, по всему миру известны и такие проекты, как «Великолепный век», «Черная любовь», а из более свежих — «Зимородок» и «Постучись в мою дверь». Список можно продолжать очень долго.

 

 

О различиях медиарынков Казахстана и Турции

Между нашими медиарынками много общего: оба динамичные, открытые к новому и быстро реагирующие на изменения. Но различия, конечно, есть.

В Турции, благодаря огромному объему производства, процессы идут быстрее, а сама индустрия более коммерческая. Каналы в первую очередь ориентированы на развлекательный контент, а уже затем идут нишевые направления — новости, спорт и другие. Телесмотрение здесь очень высокое: каждый второй у телеэкрана. Во многом это объясняется демографией — население страны почти в четыре раза больше Казахстана, и в одном Стамбуле живет столько людей, сколько во всем Казахстане. 

Казахстан же отличается своей разносторонностью и смелостью в экспериментах. Я всегда с гордостью делюсь [новыми проектами] с турецкими коллегами и рассказываю, насколько прогрессивен и интересен наш рынок.

 

 

 

 

Об интересе к Казахстану со стороны турков

Как часто говорят турки: «Kazak–Türk–kardeşler», казахи и турки — братья. Поэтому я чувствую себя здесь очень комфортно. Когда я освоила турецкий язык, многие процессы стали в разы проще — и рабочие, и бытовые.

Быть иностранкой в турецкой медиаиндустрии интересно и во многом даже полезно. Я постоянно сравниваю подходы, вижу различия, могу предложить что-то новое и при этом учусь у коллег. Разнообразие — лучший инструмент для креативных решений, и я ощущаю это каждый день.

К Казахстану здесь относятся с большим интересом. Я часто привожу коллегам национальные угощения — курт, жент, недавно все попробовали кумыс. У многих на ноутбуках появились стикерпак-орнаменты ою. Интеграция получилась очень теплой и по-настоящему успешной!

 

 

О том, как изменилась жизнь после переезда

Переезд в Турцию стал для меня одним из самых ярких этапов жизни. Он многое во мне изменил — и профессионально, и личностно. Живя в другой стране, ты неизбежно расширяешь свои горизонты, начинаешь по-новому смотреть на привычные вещи и учишься быть более самостоятельной, гибкой и смелой.

Самым сложным на первых порах, пожалуй, было привыкнуть к масштабу Стамбула. Это огромный, очень динамичный город, в котором жизнь кипит 24/7. Потоки людей, трафик, темп — все это сначала немного ошеломляет. Но со временем ты начинаешь чувствовать энергию города, понимать его ритм и даже любить его хаос. Конечно, были и бытовые сложности: язык, новые правила, новая среда. Но каждое преодоленное препятствие делало меня сильнее.

Вдохновляет же меня в Турции невероятная культурная многогранность. Здесь уживаются традиции и современность, Восток и Европа, история и новые идеи. Люди очень открытые, теплые, гостеприимные — это помогает чувствовать себя дома. Турецкая медиасфера тоже мотивирует: она стремительная, амбициозная, творческая, и в такой среде хочется расти и развиваться.

Переезд подарил мне новые возможности, знакомства, опыт и уверенность в том, что перемены могут быть не страшными, а вдохновляющими. Сегодня я с благодарностью оглядываюсь назад и понимаю — это было правильное решение. Дом, конечно, заменить невозможно: я всегда храню его частичку с собой — в квартире у меня орнаменты, картина с лошадью, а в холодильнике есть кумыс.